Отец схватил меня за руку и вытащил из кресла. Он держал меня в нескольких сантиметрах от своего лица.
— Не смей строить из себя жертву! Ты нарушила закон. И отправилась в тюрьму. Ты опозорила свою семью и если ты хоть на секунду вообразила, что не заслуживаешь то наказание, которое получила, то ты просто тупица, Кейденс!
Эти слова оказались больнее, чем то, что случилось после.
— Ты его больше никогда не увидишь, — решил отец. — И мы выдвинем обвинения.
Сердце ухнуло в пятки. Обвинения. Обвинения в чем? Я не понимала.
— Нет! — зарыдала я. — Я люблю его! И хочу быть с ним!
— Ты вовсе его не любишь, Кейденс. Ты не можешь любить человека, который сделала это с тобой, — возразила мама.
— Сделал что? Он не сделал ничего, просто любил меня! — прокричала я.
— Хватит упоминать любовь! — рявкнул отец. — Ты понятия не имеешь что это такое!
— Имею! — плакала я. — Имею, имею, имею! Я люблю его. Я его люблю. Я люблю...
Я ощутила пульсацию, только когда рухнула на пол. Где-то сзади закричала мама, но слов было не разобрать. Глаза у меня были закрыты: один закрылся от удара, а второй от страха того, что может произойти дальше.
Бешеное биение сердце отдавалось в глазу.
Мне показалось, что отец вполне мог выбить мне глаз и я прижала руку к ране, чтобы не дать выпасть глазному яблоку. Не лишиться зрения.
Мама рыдая склонилась надо мной. Она попыталась помочь мне встать, но я оттолкнула ее. Мне нужно что-то для глаза. Я закричала от боли.
— Эйвери тоже принимала в этом участие? — тем временем спросил отец.
Я поверить не могла, что после того, как он ударил меня, он продолжает допрос. Но теперь мне было не важно, что он сделает еще. Я никогда не расскажу ему про Эйвери.
— Нет.
— Тогда почему Грейси сказала, что принимала?
— Потому что Грейси стервозная сучка, — ответила я.
— Ну, а о тебе она не наврала, — сказал отец. — Я позвоню родителям Эйвери.
Я ничего не сказала. А что я могла сделать, кроме как молиться, чтобы Эйвери простила меня за то, что я испоганила ей жизнь. Мне следовало осторожнее вести себя в кинотеатре. Мне не нужно было ругаться с Марком на людях.
Я не жду, что меня простят. Подбитый глаз даровал мне право уйти, не спрашивая разрешения. В тот момент я не осознавала, что отец предоставил мне козырь. Я поняла это только на следующий день.
Отец наблюдал, как я копаюсь в морозилке в поисках пакета со льдом.
— Где твой мобильник? — вдруг спросил он.
Я напряглась и захлопнула дверцу морозилки. И почему я заранее не упаковала сумку?
— Не знаю, — ответила я. Я бросила взгляд на свою сумку с книгами, лежащую на полу в гостиной, и он заметил мой взгляд. Я рванула туда так быстро, как только могла, но отец уже завладел моим телефоном.
— Отдай! — крикнула я. Было мучительно ощущать, как слезы текут из подбитого глаза.
— Иди в свою комнату, — велел отец.
— Я уже не ребенок!
— МАРШ В СВОЮ КОМНАТУ!
Я поплелась наверх. Запершись изнутри, я вытащила из комода старую футболку, и завернула в нее пакет со льдом.
Улегшись на кровать, я осторожно прижала пакет со льдом к глазу, прислушиваясь к звукам финального крещендо, финальному залпу яростного, рвущего на части сердце, завершения.
Злые аккорды. Пульсирующий глаз. А затем ничего. Ничего кроме тишины моей комнаты — тихой пульсации моего старого сердца. Оно умирало, и я вовсе не горела желанием спасти его.
Я просто лежала и слушала его неровное биение. Я слушала, как оно затихает, как грохот барабанов, затихающий вдали. Я не знала, куда он направляется, но не собиралась следовать за ним.
Ведь то сердце любило мою семью, но теперь я не люблю их.
***
Легкий стук в дверь. Я даже не пошевелилась.
— Кейденс, — из-за двери донесся приглушенный голос Оливера.
Тишина.
— Пожалуйста, Кейденс. Мне нужна помощь, — сказал он так тихо, что я едва услышала.
Даже не знаю, зачем подошла к двери. Впрочем, я не открыла ее. Просто прижалась ухом к дереву, стараясь лучше разобрать то, каким тоном он произнес эти слова.
— Повтори-ка, — сказала я.
— А?
— То, что ты только что сказал мне. Я не расслышала.
— Я сказал, что мне нужна помощь, — послушно повторил Оливер. В его голосе слышались извиняющиеся нотки.
— Какая именно? — поинтересовалась я.
— Я не могу сказать это через дверь, Кейденс. Не хочу, чтобы мама с папой услышали. Впусти меня, пожалуйста.
Пару секунд я не шевелилась. Я не была уверена, что это не уловка. Но затем я открыла дверь, и Оливер прошмыгнул в комнату и снова запер дверь.