— Плевать, — ответила я.
В конце урока мы спели ещё одну песню. Я не пела песен в начале службы из-за того, что слишком нервничала от близости мистера Коннели. Но я не могла сопротивляться последней песне, и пела вместе с толпой, и забыла на мгновение, что мистер Коннели стоит рядом со мной, пока после церкви он не отметил моё пение.
— У тебя действительно красивый голос, Кейденс, — сделал он мне комплимент.
— Спасибо, — ответила я, не отрывая глаз от пола.
— Если бы здесь был хор, ты была бы просто обязана петь в нём, — продолжил он.
— Никакого хора. Это современная церковь, — ответила я, ухмыляясь.
— Я так и понял. И полагаю, слово «современная» определяет место богослужения, которое никоим образом не напоминает традиционную церковь? — спросил он.
— Верно, подмечено, — с улыбкой ответила я.
— Очень хитро.
Я рассмеялась, — Хитро?
— О да. Из-за тебя она выглядит привлекательно, и кто сможет сопротивляться? — спросил он.
Я инстинктивно пригладила волосы. Я знала, что он имел в виду нашу церковную службу, но то, как он смотрел на меня, говорило о том, что он действительно говорил обо мне. Это был тот же самый взгляд. Тот, что и на 28 шоссе.
— Мистер Коннели?
— Да?
— Простите, что была груба с вами в учительской, когда чистила туфли, — виновато пробормотала я.
— Всё в порядке, Кейденс. У тебя был плохой день, — ответил он.
Я пожала плечами.
— Я постирала ваш платок. Снова. В этот раз в деликатном режиме.
На это мистер Коннели улыбнулся.
— Кейденс, тебе не надо…
— Пожалуйста, возьмите его, — прошептала я, роясь в сумочке. Я протянула ему платок, и он неохотно забрал его. — Если я оставлю его, он лишь вдохновит меня на новые рыдания, — весело добавила я. — Я пытаюсь перестать так много плакать.
Мистер Коннели кивнул.
— Я не возражаю, если ты будешь плакать в мой платок, Кейденс.
Мне хотелось, чтобы он перестал так часто произносить моё имя. Мне хотелось, чтобы он перестал быть таким добрым. Его поведение граничило с неподобающим, и я осознала, что мне это очень нравится. Мне не хотелось привыкать к доброте мужчины, который должен бы быть незначительной частью моей жизни.
— Кейденс? Ты готова? — спросил папа.
— Да, — ответила я. — Эм, пап?
—Да?
Я хотела представить мистера Коннели своему отцу, но быстро передумала. Они уже пожимали руки и разговаривали. Возможно, папа знал, что он мой учитель математики.
— Эм, может, купим мексиканской еды? — спросила я вместо этого.
— Нет.
Разумеется, я уже знала, что папа ответит отказом. Я обожала мексиканскую еду, а он ненавидел её, поэтому мы никогда её не ели. Никогда.
Я повернулась попрощаться с мистером Коннели. Уверена, разочарование было написано на моём лице. Я уже устала слышать слово «нет». Я слышала его каждый день, по любому несущественному поводу.
— Можно мне посмотреть «Дневники вампира»?
— Нет.
— Можно мне пораньше выйти из-за стола?
— Нет.
— Можно мне прогуляться поблизости?
— Нет.
Я не могла дышать, потому что слова «нет» наваливались на меня сверху, давили на сердце, душили мозг, лишая возможности думать о чем-то позитивном.
Я снова посмотрела на мистера Коннели, посылая ему выражение «Что ж, вот и всё». Он слегка покачал головой и пожал плечами, беззвучно говоря: «Эй, ну что уж тут поделать?»
— Пока, Кейденс, — попрощался со мной мистер Коннели.
Я махнула рукой и последовала за родителями и братом к дверям храма.
***
Я была потрясена, когда мистер Коннелли поставил передо мной на стол большой пакет. Всё, что я могла делать – это смотреть на название ресторана, напечатанное на нем «Юго-западный гриль Мо».
— Твой папа оставил это для тебя в учительской. Я был там, поэтому сказал, что передам тебе, — объяснил мистер Коннели.
Это была большая, величайшая ложь. Папа бы ни за что в жизни не принёс мне ланч.
— Будешь есть? — спросил он, садясь рядом со мной.
Все, что я могла сделать, это кивнуть и уставиться на него. Мистер Коннели хмыкнул и полез в пакет, достав оттуда чипсы, сальсу и большое буррито.
— Твой папа взял тебе с курицей, — добавил он. — И с гуакамоле, — в его словах звучал вопрос.
— Я люблю курицу, — ответила я. — И обожаю гуакамоле.
— Отлично, — в его голосе слышалось облегчение, словно он правильно сделал для меня заказ.
Я посмотрела на Николь и Райли, у которых на тарелках лежали мокрые, неаппетитные кусочки столовой лазании, и снова взглянула на свою еду, зная, что ни за что не смогу съесть это одна. Я ощутила легкое урчание в животе – то, чего не было уже долгое время, но это не тот голод, что смог бы смести всю эту еду.