— Я вполне поняла, о чём вы говорите, мистер Коннели. — Боже праведный, этот парень нервничал!
Мистер Коннели прочистил горло.
— Так, ты поняла сегодняшний материал?
— А я когда-нибудь его понимала?
Он расслабился и усмехнулся.
— Ну, занятия, кажется, помогают. Оценка за твой последний тест была гораздо лучше.
Я кивнула. Мне было скучно. Мне не хотелось говорить о своих успехах по его предмету. Мне хотелось спросить его, почему он касался меня той влажной салфеткой.
— Ты продолжишь приходить на дополнительные занятия? — спросил он.
— Да вы издеваетесь? Я буду на них хоть каждый день, начиная с сегодня и заканчивая выпускным, если это будет означать, что я смогу водить.
В этот раз мистер Коннели рассмеялся. Мне понравилось, что я заставила его смеяться. Было приятно. Я ощутила власть.
— Но я правда хочу, чтобы ты понимала то, что я преподаю, Кейденс, — сказал мистер Коннели. — Ты внимательно слушаешь в классе?
Нет.
— Разумеется, — ответила я.
Мистер Коннели ухмыльнулся и кивнул.
— Могу я задать вам вопрос? — спросила я.
— Спрашивай, что хочешь.
— Что делают учителя по выходным?
— Пьют. Много. Начиная с пятницы и до утра воскресенья.
Я склонила голову набок и приподняла брови.
— О, ты конкретно обо мне? — спросил он.
Я кивнула.
— Много всего. Иногда хожу на концерты или проверяю новые рестораны. Оцениваю тесты. Читаю. Зависаю с друзьями в местных барах. Разгадываю кроссворд в Нью Йорк Таймс…
— Нет, не делаете вы этого, — перебила его я.
Мистер Коннели выглядел позабавленным.
— Считаешь, я недостаточно умен, чтобы разгадать кроссворд в Нью Йорк Таймс?
Я пожала плечами.
— Думаю, вы достаточно умны. Вы кажетесь очень модным, — какая произвольная глупость, ещё и сказанная вслух.
Мистер Коннели усмехнулся.
— Спасибо?
— Не за что.
Мне не терпелось получить приказ, чтобы я могла уйти. Мне было неуютно стоять рядом с ним. Он был слишком крутым для меня, и я не хотела больше ничего узнавать о его крутой жизни. Не знаю, почему вообще задала ему такой вопрос, и понятия не имела, почему он рассказал мне. Ему бы стоило сказать, — Это не твоё дело, Кейденс. — На что я бы ответила, — Почему вы трогали меня в тот день?
— Кофе и латте, — прокричал бариста.
— Это мне, — сказала я, облегчение было очевидно в моём голосе.
— Зависимость от кофеина? — спросил мистер Коннели.
Я посмотрела на напитки, — О, нет. Один для папы.
Он кивнул, — Что ж, приятного дня, Кейденс.
— И вам тоже, — и я позволила своим глазам лишь на миг задержаться на его лице. Он выжидающе смотрел на меня.
— Спроси его! — кричал мой разум. — Просто сделай это, пока не струсила!
Но я не смогла и вместо этого поспешила к выходу из кофейни.
***
Мой отец. Мне было не дозволено ненавидеть его, потому что я вполне уверена, это был грех. К тому же, почитание родителей было единственной заповедью, которая шла вместе с обещанием: повинуйся им (что, как я понимаю, включало любовь к ним) и ты проживешь долгую жизнь. Мне хотелось прожить долгую жизнь, поэтому мне приходилось следовать этому правилу.
Но папа не облегчал мне задачу. На самом деле, это не правда. Он облегчал большую часть моей жизни до того, как я очутилась за решеткой. Не могу винить его за злость на меня, но я могла бы пожаловаться, что спустя месяцы, когда я показывала ему, как изменилась, я всё ещё не могла сделать многого, например, поехать на заправку, чтоб заполнить бак, без того, чтобы позвонить ему.
Не знаю, почему я так хотела его прощения, больше, чем чьего-либо ещё. Может потому, что он всегда смотрел на меня немного иначе, чем на Оливера. Я была типичной перворожденной: зрелой, неизменно послушной. Я никогда не задавала родителям вопросы. Я делала, что говорили. Я стала ответственной в юном возрасте и повзрослела быстрее, чем мои сверстники. Мои достоинства заслужили мне уважение.
Теперь же отец смотрел на меня иначе. Я не была хорошим подростком. Я была просто подростком. Думаю, для него это стало скорее разочарованием, чем ещё чем-то. Ему не хотелось иметь обыкновенную дочь. Ему хотелось необыкновенную. А я такой не была. Я была несовершенна, с не до конца развитым сознанием, обычным подростком, совершающим ошибки. Полагаю, теперь папа перенаправил свою энергию на Оливера в попытке переплавить его в то, чем я быть не смогу: идеальным супер подростком.
Я завезла папе его кофе и задержалась ненадолго в его офисе. Он был бухгалтером, его мир был наполнен числами. Внезапно меня осенило, что папа вполне мог бы предложить мне помощь с матанализом. Он был математическим гением. Так почему же он не предложил? Не то, чтобы я жаловалась. Дополнительные занятия были причиной трех дней в неделю на машине. Но почему он не спросил, не нужна ли мне его помощь?