Есть фразы, после которых в жизни всё меняется. Вот сказал вам любимый человек: «Нам нужно поговорить», и вы уже подсознательно, на уровне нейронных соединений понимаете, что эти слова могут изменить очень многое. Если вы думаете, что фраза «Милый, у меня хорошая новость» более безопасная, спешу вас разочаровать: она может поставить с ног на голову всю жизнь.
Со мной это случилось однажды в дождливый апрельский вечер. День не задался. На работе ситуация была очень напряжённая: новый клиент проел плешь на головах всех работников своими запросами, шеф грозился уволить каждого, кто попадётся ему на глаза. Да ещё этот дождь… В общем, домой я вернулся в плохом настроении. Хотелось упасть ничком прям в прихожей и там же уснуть. Но не тут-то было!
Моя милая жёнушка носилась по квартире со скоростью пущенной стрелы, нарушая все возможные законы физики. Завидев меня, она тут же начала что-то говорить, причём с такой прытью, что периодически переходила на ультразвук. Я не сразу понял, зачем мне под нос суют какой-то странный предмет, что от меня вообще хотят и почему мне не дают просто упасть и поспать. После десятой, кажется, попытки и врученной мне странной штуковины с экранчиком и двумя полосками на нём я наконец-то понял: мы беременны.
— Почему ты не радуешься? — скрестив руки на груди, спросила жена.
И я, вспомнив неудачный день, хотел объяснить, что очень устал и что эти тесты не дают стопроцентной уверенности, что нужно сначала подтвердить этот факт у врача, но, к счастью, механизм самосохранения работал безотказно, и потому вместо всех логичных объяснений я выдал короткое:
— Я очень рад, милая.
Жёнушка моя тут же радостно улыбнулась и незамедлительно исчезла в недрах кухни, откуда доносились очень аппетитные запахи печенья.
Неделю спустя мы действительно оказались у врача. Ожидая результатов, моя супруга со спокойствием сытого удава читала какой-то женский журнал, а я, удивляясь её умиротворённости, нервно поглядывал на часы. Врач подтвердил результаты теста. Вот тогда-то я обрадовался по-настоящему. В моём воображении тут же нарисовалась идеалистическая картинка: небольшой домик где-нибудь на окраине города, зелёный сад, моя милая маленькая хрупкая жёнушка, вечно находящаяся в состоянии эндорфинного переизбытка и поющая песни, двое, хотя, нет, всё же трое ребятишек…
— Чего ты лыбишься как идиот? — вырвала меня из мира моих фантазий вдруг ставшая серьёзной жена.
— Ну… это… я радуюсь, — растерянно признался я.
— Хм! Столько дел переделать надо, а он радуется!
До сих пор для меня остаётся загадкой, как улыбка мешает делать дела, но их оказалось на самом деле много. Нужно было найти подходящую коляску, кроватку, купить огромный ворох одежды, которую на ребёнка наденут ровно один раз, рассказать счастливую весть всем родственникам и знакомым и, самое главное, решить, в какой цвет красить стены в детской комнате: голубой или розовый. Это решение заняло целых четыре дня. В итоге стены были выкрашены в жёлтый. А ещё два дня спустя — в зелёный.
Тогда я по наивности решил, что самое сложное уже позади: теперь будем радоваться приближающемуся пополнению семейства. О том, как сильно я ошибался, мне суждено было узнать очень скоро.
Проснувшись однажды ночью, я почувствовал, что что-то не так: место в кровати рядом со мной пустовало, и давно — простынь была холодной. Отправившись на поиски своей благоверной, я обошел весь дом и в итоге обнаружил её на кухне, закутанную в одеяло, около открытого холодильника.
«Проголодалась», — подумал было я, но тут же заметил, что она не просто так сидит: зефирка из одеяла размеренно вздрагивала и всхлипывала.
— Что случилось? Почему ты плачешь? — успел спросить я, прежде чем в меня что-то полетело.
Хорошо, что меткостью моя супруга не отличалась никогда: неопознанный летающий объект — кажется, это был тапок — просвистел около левого виска и приземлился в тёмном пространстве коридора.
— Уйди! — резко потребовал дрожащий, но очень настойчивый голос.
Именно это я и сделал. Ушёл. А что мне ещё оставалось? Лёжа в кровати и пялясь в потолок, я пытался придумать хоть какое-то логическое объяснение, но ничего из приходящего в голову не объясняло произошедшее.
Минут через десять вернулась моя зефирка, улеглась рядом и, всхлипывая, спросила:
— Почему ты ушёл?
Мой воспалённый от усердных размышлений мозг начал выдавать уйму причин: потому что ты настойчиво приказала мне сделать это, потому что ты кричала, потому что кидалась в меня тактически небезопасным оружием — тапки-то тяжёлые, с каучуковой подошвой! Я судорожно пытался найти правильный ответ, но всё, что было настоящей причиной, просто не мог произнести вслух. И вдруг неожиданно для самого себя выдал:
— Прости, любимая.
Зефирка довольно крякнула, развернулась ко мне, уткнулась носиком в плечо и довольно засопела. Кто бы мог подумать, что правильный ответ был так прост!
Это было первое ночное приключение, но далеко не последнее… Следующие месяцы были наполнены бесчисленными «мне холодно», «мне жарко», «открой окно», «принеси воды», «я чего-то хочу». Этой фразы я боялся больше всего. Достаточно скоро я понял, что спрашивать, чего именно она хотела, было бесполезно, а мои вопросы, хочет ли она сладкого, кислого или солёного, заканчивались долгими философскими размышлениями о том, почему бы не съесть всего сразу.