Надо признаться, кулинарные пристрастия моей жёнушки всегда были очень консервативными. Её было сложно уговорить попробовать что-то новое. Это изменилось во время беременности. Мы вдруг узнали, что бутерброд с майонезом и шоколадной крошкой — это вкусно. А если намазать на варёное яйцо сгущёнку — то вообще пальчики оближешь. Почему «мы»? Потому что меня тоже заставляли это есть.
— Ну попробуй же! Это очень вкусно! — искренне удивлялась моя ненаглядная, когда я в очередной раз пытался непрозрачно намекнуть, что её подводят вкусовые рецепторы. Всё напрасно.
Всё самое интересное в нашем доме происходило по ночам. Днём моя уже к тому времени похожая на глобус жёнушка словно перевоплощалась в существо, пользующееся логикой. Ночью же с ней случалось что-то необъяснимое. Она рассказывала мне часами, что ей очень хочется селёдки. Но селёдку есть нельзя. А еще хочется красной икры. Но её тоже нельзя. И сыр «Бри». После этих разговоров мы мирно шли к холодильнику и хомячили за обе щеки всё то, что есть было можно.
Ровно до того момента, когда вдруг хотелось того, что в холодильнике, да и в доме в целом не обнаруживалось. Так, однажды ночью моей ненаглядной вдруг захотелось клюквы. Напялив куртку поверх пижамы, я направился в единственный в городе круглосуточный магазин. Захватив на всякий случай и замороженную, и сушёную клюкву, я вернулся домой… Оказалось, клюкву нам тоже нельзя.
Да и в целом из нашего лексикона исчезло слово «я». Оно было успешно заменено более ёмким «мы». Мы хотели есть. Мы хотели спать. Мы не хотели спать. Мы не хотели есть эти противные макароны. Мы… Я стал сомневаться, что когда-нибудь смогу говорить о себе в единственном числе.
Достаточно быстро я смирился и с тем, что меня будили посреди ночи толчком локтя под рёбра.
— Ты что, спишь уже? — удивлённо спрашивала моя жёнушка, словно спать в три часа ночи было чем-то необычным. — А я тут вот подумала…
Думалось нам по ночам об очень важных вещах. О том, какого цвета купить шторы для детской. Когда отдавать ещё не рождённое чадо в детский сад. Надо ли нам заводить собаку, ведь с ними дети растут более уравновешенными. Хотим ли мы нанимать няню. И мой самый любимый вопрос: а что, если у нас будет двойня? Мой шеф, сам отец троих детей, старался не будить меня, когда я в очередной раз засыпал на рабочем месте.
Однажды мы вместе пошли на приём к гинекологу смотреть ручки-ножки. Ну и, как я думал, другие части тела тоже. А не тут-то было!
— Мы не хотим знать пол ребёнка! — безапелляционно заявила моя супруга на вопрос врача ещё прежде, чем я успел радостно кивнуть. В общем, я смирился и тут: МЫ не хотели знать пол ребёнка. Собственно, это было и не важно: к тому моменту я уже привык, что решения за НАС принимает этот сгусток прогестерона. Врач сочувственно кивнул в мою сторону, видимо, осознавая всю щепетильность ситуации: я-то отчётливо видел на мониторе компьютера всё то, что отказывалась видеть моя вторая половина.
И вот настал час Икс. Ничего удивительного, что настал он тоже среди ночи. Меня разбудил увесистый удар меж лопаток.
— Вставай, пора уже! — скомандовала моя супруга, и я тут же скатился с кровати.
С трудом понимая, что значит «пора», но привыкнув за последние месяцы беспрекословно выполнять все просьбы и приказы, я натянул свитер и вдруг понял, что происходит. Схватив в одну руку предусмотрительно приготовленную для клиники сумку, в другую переминающийся с ноги на ногу колобок, я выбежал к машине, вспомнил, что забыл ключи, вернулся, закинул сумку, усадил жену, уселся сам, вспомнил, что забыл документы, снова вернулся… На полпути моя супруга сделала неожиданное заявление:
— Кажется, я передумала.
Как?! Как можно передумать! Оказывается, можно. Мы вернулись домой. Мой нерешительный колобок тут же завалился спать, а я остаток ночи сидел на кровати и пялился на неё, ожидая, что она передумает снова. Она не передумала. Ни в эту ночь, ни в следующую. Лишь на четвертый день за завтраком этот милый шарик на ножках спокойно поднялся из-за стола и начал одеваться.
— Ты куда? — удивился я.
— Как куда? — также искренне удивилась она. — В больницу. Пора же.
Я уже не пытался понять, куда, зачем, почему она решила, что на этот раз действительно пора. Действовал на автопилоте: надо — значит надо. Сумка в багажнике, жена — в машине, документы в кармане, ключи в руке. Всё на своих местах.
И вот он, долгожданный момент: врачи, акушерки, белые стены, какие-то вопросы, моя рука, сдавленная до синих пальцев. Всё идеально. Всё так, как должно быть. Дышим — не дышим, сейчас тужимся, а сейчас отдыхаем. Час, два. На улице стемнело. Рука онемела. Волосы прилипли ко лбу. И вот он — долгожданный комочек в руках акушерки.
— Поздравляю с сыном.
— Ну, слава Богу. Отмучались, — выдохнул я.
— А тебе-то что? — хмыкнула моя жёнушка. — Как будто ты мучился.
Нет, я не мучился. Я наслаждался каждым мгновением, каждой бессонной ночью, каждым толчком под рёбра. И, если вы думаете, что во второй раз всё случается спокойней, спешу вас обрадовать: нет — и во второй, и в третий всё так же незнакомо и трепетно. И «мы» — совсем не плохое местоимение, если уж быть честным.