Во время их испытательной разлуки Робин втянулась в работу Женской группы Кембриджа, которая регулярно собиралась в непринужденной обстановке и обсуждала вопросы женского творчества и феминистского литературоведения. Своего рода символом веры в этом кругу было убеждение, что женщины должны освободиться от опеки мужчин в сексуальной сфере. Иными словами, насаждаемое литературой, кино и телевидением мнение, что женщина без мужчины неполноценна, в корне неверно. Женщина может любить другую женщину либо саму себя. Несколько активисток Группы были лесбиянками или пытались ими стать. Робин не сомневалась в том, что она таковой не является, но ей нравилась теплая и дружеская атмосфера Группы, объятия и поцелуи, сопровождавшие все встречи и расставания. Словно оттого, что ее тело истосковалось по настоящим ощущениям, Робин была готова создать их своими руками, без стыда или греха, теоретически оправданная трудами радикальных французских феминисток, таких как Элен Сиксу и Люс Ирригарэ, которые очень выразительно описали радости женской мастурбации.
У Робин в тот период было два опыта гетеросексуальной связи, оба на одну ночь, после основательной попойки и крайне неудовлетворительные. Она не обзавелась новым любовником-сожителем, и насколько могла судить, Чарльз тоже не нашел новой партнерши. Таким образом, встал вопрос: зачем, собственно, они расстались? Это привело только к бесконечным тратам на телефонные разговоры и билеты до Лондона. Чарльз перевез обратно в Кембридж свои книги и свитера, и все вернулось на круги своя. Робин продолжала отдавать львиную долю времени и энергии Женской группе, Чарльз не возражал. В конце концов он ведь тоже считал себя феминистом.
Так прошло два года, и тут Робин получила место в Раммидже. Им снова пришлось разъехаться. Каждый день мотаться из Раммиджа в Ипсвич или vice versa[5] было совершенно невозможно. На машине ли, на поезде, эта дорога — самая неудобная и утомительная на Британских островах. Робин решила, что сама судьба дарит ей шанс снова, и на сей раз уже окончательно, порвать с Чарльзом. Как бы он ей ни нравился, как бы она без него ни скучала, все равно ей казалось, что их отношения зашли в тупик. Ничего нового в них уже не будет, а их наличие не позволяло получить чего-либо нового от отношений с кем-либо другим. Сойтись снова было ошибкой, следствием их незрелости и порабощенности Кембриджем. Да (Робин даже поразилась гениальности своей догадки), именно Кембридж снова свел их. Они с Чарльзом погрязли в нем, в его слухах, сплетнях и интригах, и хотели проводить как можно больше времени вместе, сравнивая свои впечатления, обмениваясь мнениями: кто был там-то, кого не было, что сказал А. в разговоре с Б. по поводу книги В. о творчестве Г. Да, Робин смертельно устала от Кембриджа, от красоты его архитектуры, наполненной суетностью и паранойей, и была рада променять эту оранжерейную атмосферу на живой, хотя и пропахший дымом воздух Раммиджа. А разрыв с Кембриджем подразумевал окончательный разрыв с Чарльзом. Она сообщила Чарльзу о своих выводах, и он с обычным для него спокойствием согласился с Робин. Позже она даже заподозрила его в том, что он с самого начала рассчитывал на нее в принятии этого решения, а потому не возражал.
Раммидж стал для Робин новой жизнью, с чистого листа. Частенько мелькала мысль о том, что в этой новой жизни должен появиться и новый мужчина. Однако никто не заявлял о себе. Все мужчины вокруг были или женатыми, или геями, или учеными, а у Робин не было ни времени, ни сил на поиски далеко от дома. Она подолгу и серьезно готовилась к занятиям, писала статьи, трудилась над «Домашними ангелами и несчастными женщинами», старалась стать незаменимой для факультета. Она жила полной и счастливой, но, увы, несколько одинокой жизнью. Поэтому время от времени она снимала телефонную трубку и набирала номер Чарльза. А однажды не выдержала и пригласила его на выходные. Робин имела в виду исключительно платонический визит — в ее домике имелась спальня для гостей. Тем не менее, они оказались в одной постели, что было вполне закономерно и неизбежно. Как же это хорошо, когда кто-то ласкает твое тело, наполняя его приятной истомой, и не надо делать это самой! Она уж и забыла, как это приятно. К тому же ей показалось, что они с Чарльзом незаменимы друг для друга. А если избегать столь напыщенных выражений, они дополняют один другого.