— «Робин» пишется через «и».
И страшно смутилась, потому что женщины захихикали.
2
Вик Уилкокс диктовал Ширли письма, когда Брайан Эверторп постучался в кабинет и просунул голову в приоткрывшуюся дверь, беспричинно улыбаясь во весь рот.
— Вик, к тебе пришли.
— Да?
— Твоя тень.
— Он опоздал.
— Ну, в такую погоду это не удивительно, правда? — сказал Брайан Эверторп и вошел без приглашения. — На дорогах самое настоящее столпотворение.
— Тебе нужно переселиться поближе, Брайан.
— Ну, ты же знаешь Берил и ее отношение к пригородам… А эта тень, она, собственно, зачем?
— Тебе ведь все известно. Он должен весь день ходить за мной по пятам.
— Что, повсюду?
— В этом весь смысл.
— Даже в туалет? — спросил Брайан Эверторп и громко захохотал.
Вик удивленно посмотрел на него, потом на Ширли, которая вскинула брови и продемонстрировала свое непонимание, пожав плечами.
— Ты здоров, Брайан? — поинтересовался Вик.
— Совершенно здоров, спасибо. — Эверторп кашлянул, шмыгнул носом и вытер глаза шелковым носовым платочком, который всегда эффектно торчал из нагрудного кармана. — Ты везучий человек, Вик.
— О чем ты?
— О твоей тени. Но что скажет твоя жена?
— А при чем здесь Марджори?
— Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь ее.
— Марджори?
— Нет, свою тень. Это самая настоящая пташка, Вик.
Ширли вскрикнула от удивления и волнения. Вик молча наблюдал за спектаклем, который разыгрывал Эверторп.
— Очень соблазнительная рыжуха. Я, правда, люблю буфера покрупнее, но не бывает так, чтобы все сразу, — продолжил тот и подмигнул Ширли.
— Робин! — воскликнула Ширли. — Но ведь это не может быть женское имя. Хотя и пишется не как у Робин Гуда, а через «е».
— В письме было через «и», — вспомнил Вик.
— Опечатка, — предположил Брайан Эверторп.
— Стюарт Бакстер не сказал, что это женщина, — добавил Вик.
— Я сейчас приведу ее. Увидите своими глазами.
— Подождите, я сначала найду его письмо, — сказал Вик и принялся рыться в бумагах — тянул время. Он чувствовал, как злость разливается по всем венам. Преподаватель английской литературы — уже ни в какие ворота, но чтоб еще и женщина! Подослать к нему этакую «тень» — или нелепая ошибка, или намеренное оскорбление. Вик никак не мог решить, что именно. Его так и подмывало разнести всех в пух и прах, наорать на кого-нибудь по телефону и накатать гневное послание. Но что-то в поведении Брайана Эверторпа остановило его.
— Сколько ей лет? — спросила Ширли.
— Не знаю. Пожалуй, лет тридцать. Привести?
— Прежде найдите то письмо, — попросил Вик, обращаясь к Ширли. Она вышла в свой кабинет, а следом за ней, к облегчению Вика, выкатился и Эверторп. Брайан, конечно, попытается извлечь максимум выгоды из этой нелепой истории, выставить шефа дураком. Вик уже видел, как тот ходит по мастерским, пересказывая эту сцену. «Надо было видеть его лицо, когда я ему сообщил! Я не смог удержаться от смеха. А потом он начал материться. Ширли пришлось заткнуть уши…» Нет уж, лучше взять себя в руки, справиться со злостью и сделать вид, что ничего не случилось.
Вик встал из-за стола и пошел через приемную в кабинет Ширли. Здесь верхняя часть одной из стен был отделана стеклянными панелями. Они были закрашены, но кто-то содрал немного краски, и получился «глазок». Ширли приникла к этому «глазку», балансируя на тумбочке, а Брайан Эверторп поддерживал ее за бедро.
— Хм… Неплохо, — говорила Ширли. — Конечно, это дело вкуса.
— Вы просто ревнуете, Ширли, — отозвался Эверторп.
— Я? Ревную? Не говорите ерунды. Мне понравились ее сапожки, только и всего.
— Что это вы делаете? — спросил Вик.
Брайан и Ширли обернулись и посмотрели на него.
— Маленькая хитрость вашего предшественника, — объяснил Эверторп. — Он любил приглядеться к посетителю перед встречей с ним. Говорил, что это дает ему психологическое преимущество. — Он отпустил бедро Ширли и помог ей спуститься.
— Я не нашла это письмо, — сообщила Ширли.
— Вы хотите сказать, что отсюда видно общую приемную? — уточнил Вик.
— Взгляните сами.
Вик колебался лишь мгновение, потом влез на тумбочку. Приник глазом к «окошечку» и пригляделся, как если бы смотрел в уже отлаженный и наведенный телескоп. В дальнем конце приемной сидела молодая женщина. У нее были меднорыжие волосы, сзади остриженные под мальчика, а спереди локонами спадавшие на лоб. Женщина удобно устроилась на диване, закинув ногу на ногу, лицо выражало высокомерную скуку.