Я потянулась за ежедневником:
-Зачем мне все это нужно?
Уилл привлек мое внимание щелчком по подлокотнику.
-Ты сегодня какая-то слишком официальная. С тобой все в порядке?
Я могла бы ответить: "Я износилась, истаяла и стала почти прозрачной. Останови свой бег и посмотри на меня, ты увидишь, как трудно бьется мое сердце". Вместо этого я, отлично обученная искусству сохранения приличий, сказала:
-Я в порядке.
Машина остановилась на светофоре. Я взглянула через окно на плакат, где была изображена невеста в длинной туманной фате, сквозь которую ярко сияли звезды алмазный серег. Надпись гласила: "С тобой навсегда".
Выходя замуж за Уилла, я понятия не имела, сколько маленьких уверток и недоговоренностей наполнит наш ежедневный быт. Наше партнерство превратилось в полупрозрачный поток, дающий нам пищу и убежище. Это было прекрасно, но я никогда не знала, что за рыба наполнит мои сети - щедрая, розовая плоть правды или косяк мутноватых намеков, а иногда черная зубастая обида.
Автомобиль тронулся, и я сказала:
-Так о чем ты собирался просить меня?
Он выглядел смущенным.
-Не могла бы ты посвятить две ближайшие субботы нашей "горячей линии"? Ты делаешь это так блестяще.
Конечно, его оправданием были совещания в министерстве, которые имели бесспорный приоритет. Все, что я могла сделать, это выслушать бесконечные истории о мелкой повседневной несправедливости - халатности персонала больниц, неприятных соседях, ценах на лекарства, грабительском законе о газе - и доложить. Очень часто это был вопрос взаимодействия с нужными людьми. Уилл ставил их во главу угла, и нужно было просеять многие и многие горы мусора, чтобы отобрать действительно разумные предложения.
-Ты возьмешься, Фанни?
-Конечно.
Ничего другого от меня и не ожидали. Во время парламентской сессии Уилл жил в Лондоне всю неделю. Когда Хлоя, наша дочь, была младше, я не выбиралась из Стэвинтона месяцами, но теперь, когда ей исполнилось восемнадцать, я наезжала в Лондон регулярно. Началась эпоха званых обедов "у Сэвиджей", на которых столкновение мнений я смягчала хорошим вином.В прежние времена Уилл приезжал в Стэвинтон каждые выходные, чтобы общаться с электоратом и семьей - в таком порядке. Теперь, когда он стал министром, его визиты стали менее предсказуемы: каждую минуту своего свободного времени он посвящал "красному ящику" (1).
Очень строгий и серьезный в своем деловом костюме, он улыбнулся мне:
-Большое тебе спасибо. - Это был его официальный голос.
-Я не твой избиратель, - сообщила я. - Я твоя жена.
Уилл совершил одно из своих мгновенных перемещений из образа политического деятеля в нормального человека.
-И слава Богу, - сказал он.
Должно быть, гроб был очень тяжелым, двое гробовщиков с трудом катили его по проходу. Большой букет из алых роз и зеленого молочая покоился на его крышке, а викарий в белом и золоте ожидал у алтаря. Все было очень благопристойно. Перл Верикер, прирожденная бунтарка, готовилась с помпой предстать перед Создателем, после неожиданной кончины от сердечного приступа прямо в штаб-квартире партии - единственный вид смерти, который, возможно, она бы предпочла всем другим. Я уверена, она оценила бы эту показуху, особенно, строгую субординацию, которой была буквально пропитана атмосфера. На мой взгляд, было бы совершенно естественно посадить на передние скамьи супруга и скорбящих членов семьи, разместив городских сановников позади, но так как Уилл совершил стремительный взлет в министерской иерархии, нам были предоставлены статусные первые места.
Витраж над алтарем изображал процессию паломников, направляющихся к далекому Раю. Ореолы на головами нескольких мужчин давали понять, что они уже обрели святость. Остальные участники шествия, женщины, выглядели усталыми и изумленными уверенностью вождей в достижении конечного пункта назначения. За долгие годы внимательного изучения картины у меня появились новые фавориты. В юности мне нравился сильный и смелый на вид рыцарь в левой части витража. Теперь, как правило, мое внимание было сосредоточено на маленькой собачке, следующей за черными шлейфами монахинь. Но я беспокоилась о них обо всех. Должно быть, очень нелегко обходиться без чистой одежды, любимой подушки, стакана теплого молока на ночь.
Моя шляпа с широкими полями, черная и не слишком элегантная - купленная в "Хэррод"с" специально для таких случаев - была немного тесна.
-Дорогая, твоя голова распухла от комплиментов, - сказал Уилл, когда я изо всех сил пыталась натянуть ее поглубже.