Ну а вдруг он всю эту историю придумал? Втирался в доверие? Но для чего? Вопросы стучали в висках, и на них не хотелось отвечать. Куда приятнее было встать под теплый душ, упереться руками в стенку и стоять, закрыв глаза. Чувствовать кончиками пальцев стыки между кафельными плитками, и еще чувствовать, как боль уходит из головы, по шее устремляется куда-то вниз, не задерживаясь. И будто бы все становится яснее.
Выбравшись из душа и закутавшись в махровый халат, Андрей, оставляя после себя мокрые следы на полу, прошел на кухню, где осушил стакан апельсинового сока и постоял с полминуты, упираясь руками в край стола. Память не возвращалась, как бы он ни старался ухватиться за едва вспыхивающие в голове образы. Они ускользали слишком быстро.
Юлиан спал на диване. Одна рука была свешена, другая покоилась под головой. Могло показаться, что он не спит, а просто закрыл глаза. Все же, рот его был чуть приоткрыт, и он посапывал. Его сумка покоилась на полу. Рядом, на журнальном столике, лежали какие-то бумаги и авторучка.
Андрею стало интересно, что там написано, и он, мягко ступая босыми ногами по полу, подошел к столику. Одернул себя, подумав, что нехорошо вот так читать чужие записи. Ведь он сказал, что пишет, так? Наброски, наверное. Ну а что случится, если я просто пробегусь глазами? Пару строк…
Рука Андрея потянулась к листку. Приятная бумага, подумал он. Раздался характерный шелест.
– Доброе утро, Андрей! – разразился громким голосом «умный» органайзер.
Андрей, схватив листок, в испуге отшатнулся.
– Не люблю, когда читают мои черновики, – сонным голосом проговорил Юлиан, поднимаясь с кровати и мягким движением отнимая у Андрея лист с записями.
– Извини. Просто стало интересно.
Андрей отошел на шаг назад, почувствовав себя крайне неловко. Голова закружилась. Захотелось присесть, что он и сделал в следующую секунду.
– Быть может, позже тебе выдастся возможность прочесть это. Но не сейчас, – сказал Юлиан. – Черновики нужно править.
Нечаев с пониманием кивнул. Органайзер тем временем продолжал рассказывать свои небылицы, мешая разговаривать.
– Что случилось прошлой ночью? – спросил Андрей, потирая виски.
– Видимо, еще один черновик, который пришлось перечеркнуть и выбросить в мусор, – усмехнулся Юлиан. – Образно выражаясь, конечно.
Андрей позвонил на работу и сказал, что заболел, и что ему нужен хотя бы день, чтобы отлежаться и прийти в норму. Уладив этот вопрос, он отправился на кухню, где приготовил завтрак для себя и для своего нового знакомого.
– Джон Ирвинг написал однажды, что память – это чудовище, – говорил, сидя за кухонным столом и попивая кофе, Юлиан. – Не мы владеем памятью, а она – нами. Когда я застал у себя дома Притворщика, я усомнился в том, что помню. Правда. Если бы я владел памятью, а не она мною, я бы не смог усомниться.
– Но ведь сейчас ты уверен, что все было именно так, как ты это помнишь? – спросил Нечаев. – Мне кажется, его слова не имеют смысла.
– Кого? Ирвинга? Может ты и прав. Да только почему же тогда ты не помнишь прошлую ночь? Сам захотел забыть? Или проделки чудовища?
– Я на это смотрю с позиции рациональности. Алкоголь отрубает память. И в этом ничего диковинного нет. В конце концов, человек контролирует многое в своей жизни, но иногда пугается своего могущества и пытается сослаться на мистику и тому подобное, – Андрей помедлил. – Вчера и я сам готов был поверить, что вокруг меня нереальные вещи происходят. Сегодня же, проснувшись, я осознал одну простую истину: если человек безумен – это диагноз, и никакой в этом мистики нет. Безумие доводит до предела. До суицида. Да и совпадения в жизни случаются, потому что это статистика. Всему есть рациональное объяснение.
Юлиан кивнул, но ничего не сказал. Можно было бы сказать многое, и это, вполне вероятно, перевернуло бы представление Нечаева о жизни в целом и частном, но нет…
Тосты хрустели, когда по ним проходил столовый нож. Масло таяло. Ветчина оказалась достаточно нежной, буквально растворялась во рту. Что до кофе – он был чертовски хорош.
– Поедем к Вилевичу, – сказал Андрей. – Я знаю его рабочий адрес.
Как оказалось, Вилевич на работе не появлялся вот уже второй день. Об этом Нечаеву и Юлиану поведала помощница журналиста.
– Да он и не всегда работает в офисе, – добавила она, оценивающе поглядывая на Нечаева, который и вел с ней беседу.
Юлиан стоял рядом и рассматривал девушку. Невысокая, худенькая, с короткими темными волосами. Глупенькая, возможно. Взгляд то ли испуганный, то ли просто отстраненный. Все так, как он и описывал прошлой ночью, пока Нечаев мирно отсыпался. И еще она должна спросить…