– У вас все симптомы, – сказал мне однажды врач во время планового осмотра. – И с этим не стоит шутить.
Шутить я не собирался, потому последовал совету врача и набрал номер телефона, который был указан на визитной карточке «Спутников жизни».
– Клиентом нашей компании раньше являлись? – сразу же спросила сотрудница контактного центра.
– Нет, – ответил я, замявшись. – А что, к вам кто-то обращается повторно?
– Как правило, нет.
Как правило. Проговорив это про себя, я усмехнулся. Правила окружали меня повсеместно, но только для чего или для кого они служили, правила эти? Для создания новых правил? Для умерщвления свободы человека, от которой этот самый человек как раз тщетно пытается избавиться на протяжении своей жизни; на протяжении жизни цивилизации?
От Средневековья, через Реформацию, к Гитлеру, к капитализму и социализму – все об одном. Человек теряет свободу и желает получить ее. Человек получает свободу и желает избавиться от нее. Все об одном – черном и белом, пусть есть полутона, и есть не слишком плохие поступки и не слишком хорошие. Правила – они для того, чтобы черное было только черным. Белое – только белым.
Думая об этом вновь, я сидел на заднем сидении такси. Возвращался домой после сеанса в «Спутниках жизни». Чуть слипались глаза еще до того, как я сел в пассажирское кресло, и в теплом салоне электромобиля дремота лишь усиливалась, хотя дождь хлестал по стеклу с задором, казался игривым. Дождь шумел, будто тревожный попутчик. Шумел мерным урчанием двигатель. Будто он тоже хотел спать.
Огни города тянулись, словно я смотрел не на реальный мир, но на фотографию, сделанную с большой выдержкой. Это я сомневался в реальности моего мира, или мир сомневался в реальности меня? Сложно было понять. Я слишком привык к правилам, чтобы думать за границами дозволенного. Но мне всегда хотелось заглянуть чуть дальше.
Когда электромобиль остановился у парковочного комплекса, вычурной формой своей привлекающего внимание любого проходящего мимо горожанина, я поблагодарил водителя за поездку и вышел на улицу. Подняв ворот пальто, я поспешил в сторону главных ворот.
Дождь и не думал прекращаться. Казалось, что он будет лить вечно. Размокшие силуэты высотных домой жилого комплекса виделись мне унылыми, будто бы разочарованными в чем-то. Все же, свет в окнах горел, и в том свете разворачивалась жизнь, пусть и лишенная по большей части спонтанности. Но кому она теперь нужна, эта спонтанность?
Это ведь я будто бы застрял в прошлом времени. Наверное, слишком много читал о нем, слишком много думал. Это только мое, сугубо личное – чувствовать себя так, будто родился не в том столетии, не в том месте. Глупо, но так бывает.
Слишком уж увлекся я тем вечером посторонними мыслями. Мало смотрел по сторонам, не опасаясь ничего и никого. Будто оказался в искусственном мире, лишенном опасности. Но вот только блеск холодного металла при свете ночных фонарей вернул меня обратно к реальности. Этот блеск был грубым, но и столь же прекрасным, как я осознал позднее.
– Без глупостей! – прорычал тот, в чьих руках был нож.
Он стоял прямо напротив меня. Лицо его я разглядеть не мог, так как его прикрывал козырек кепки. Черная куртка с капюшоном. Широкие плечи.
– Бумажник и документы! Быстро!
Голос его звучал свирепо, отчего страх, подкативший комом к моему горлу в первую секунду, лишь усилился. Все же, я не мог не заметить, как руки грабителя дрожали. Напряжение? Или что-то другое?
– Они в кармане, – собрав волю в кулак, ответил я, хоть у самого уже ноги подкашивались. – Мне нужно засунуть руку в карман…
Я медленно потянулся рукой во внутренний карман пальто. Чертов дождь бил по лицу. Линии окончательно потеряли четкость. Краски растеклись по полотну.
– Я прирежу тебя, как бродячего пса, если вздумаешь шутки шутить! – прорычал грабитель.
– Но зачем бумажник? Зачем документы?
Я действительно не улавливал смысла происходящего. Добраться до моего личного счета, открытого по «Программе жизни» – того самого счета, с которого я оплачивал проезд в такси, услуги «Спутников жизни» и прочее – было попросту невозможно. Так меня заверили в управлении. Невозможно просто взять и украсть у человека часть его жизни.