— Можно, — сказал Джим.
Джордж присел на корточки, положил пакет на землю и вытянул бутылку. Встал. Джим светил на её горлышко, пока Джордж пытался поддеть фольгу на пробке грязным ногтем.
Я воспользовался моментом, чтобы осмотреться. Я стоял на месте и водил фонариком туда-сюда. Свет отразился от пустой бутылки, которая валялась неподалёку. Под стеной лежали какие-то лохмотья, наверное, рубашка. Рубашку окружили бутылки, битое стекло и смятые сигаретные пачки. Посреди стены была нарисована огромная чёрная свастика. Я уже её видел, а вот картинка рядом с ней оказалась для меня в новинку — задница, в которую вставили стоячий член.
Я решил бросить смотреть по сторонам.
Джордж, со швейцарским армейским ножом в руке, зажал бутылку между ног. Он раскрыл штопор, наклонился и принялся вкручивать его в пробку.
Когда штопор был достаточно глубоко, он потянул и запыхтел.
— Крепко сидит, — пробормотал он.
— Может, ты попробуешь? — сказал мне Джим.
Джордж протянул бутылку мне. Я положил фонарик на землю, зажал бутылку между ногами точно так же, как и он, и с усилием дёрнул нож.
Сначала пробка не поддалась.
— Поторопись, — сказал Джим. — Ты же не хочешь опоздать к Синди.
Пробка немного продвинулась.
Потом она быстро выскользнула. Раздался хлопок, после чего Джим резко обхватил Джорджа, подставил ногу и положил его на лопатки. Джордж удивлённо взвизгнул, и, шлёпнувшись оземь, хрюкнул.
Именно так мы и планировали, но это внезапное нападение удивило меня едва меньше, чем Джорджа.
Я быстро отложил нож и бутылку.
Джордж не сопротивлялся, и Джим перевернул его и шлёпнулся ему на поясницу.
— Ну что вы, ребята? — задыхался Джордж. — Что вы…?
— Заткнись! — сказал Джим. — Ничего с тобой не случится.
Я начал связывать Джорджу руки.
— Эй! — сказал он. — Не надо! Не надо!
— Успокойся, — сказал Джим.
— Это… это что… посвящение?
— Конечно, — ответил Джим.
— Нет! — сказал я. — Зачем ты такое говоришь? Он подумает, что он… Это не посвящение, Джордж. Ты никуда не вступаешь. Мы просто хотим, чтобы ты за нами не ходил, а ты ни хрена не понимаешь. Ты нам не друг! Ты — жирная грязная заноза в жопе!
Джордж зарыдал.
— И ещё озабоченный!
— Да, — присоединился Джим. — Ты шпионил за моей сестрой, грязный извращенец!
— За кем ты ещё шпионил?
— Ни… ни за кем!
— Не верю, — сказал Джим.
— Да, — сказал я. — И ты думал, что пойдёшь с нами, и там ещё на Синди будешь пялиться!
Джим слез с него, схватил за ноги и потянул, пока икры не прижались к бёдрам. Разобравшись с руками, я обмотал верёвкой его лодыжки, натянул её и связал ноги.
К тому времени, как я закончил, Джордж орал во всю глотку.
— Лучше прекрати, — пригрозил Джим. — Тебя могут услышать.
— И прийти за тобой, — добавил я.
— П-п-п… Пожалуйста!
— Я бы на твоём месте вёл себя очень тихо, — сказал Джим.
— Теперь, — сказал я, — не думай с нами связываться.
Мы отошли. Джим выключил фонарь Джорджа и взял бутылку вина и пару упаковок «Твинки» из пакета. Я выкрутил пробку со штопора и положил нож на землю в паре футов от Джорджа. После чего поднял свой фонарик и сунул в карман.
— Если ты будешь здесь, когда мы вернёмся, — сказал я, — мы тебя развяжем.
— Если вернёмся, — добавил Джим.
И мы поспешили прочь. Джордж кричал всякое вроде «Пожалуйста!», «Не бросайте меня!» и «Вернитесь!». Но прекратил, когда мы поднимались по склону.
— Сюда, — сказал Джордж, когда мы шли по мосту, и предложил мне «Твинки».
Я покачал головой.
— Не надо мне от него ничего. Мы же его обманули, понимаешь?
Джо ухмыльнулся.
— Хорошенько обработали.
— Может, вернёмся и отпустим?
— Сдурел? Мы и так вон сколько времени потратили. К тому же, этот дебил всё равно может захотеть с нами пойти. Подумает, что мы пошутили, или ещё что-нибудь, и придётся начинать всё сначала.
— Да, ты прав.
— Ещё он, наверное, за пять минут развяжется и убежит.
— Не знаю. Я его хорошо связывал.
— Ну ладно, пусть десять. Даже не думай его жалеть. Сам напрашивался, вот и получил.
— Точно. Может, будет теперь держаться от нас подальше.
— И от наших окон. Если я увижу, что он шпионит за мамой или Джоан, он поймёт, что сегодня легко отделался, — сказал он с набитым ртом.
Смотря на него, я почти чувствовал этот вкус. Скоро я сказал:
— И вообще, он перед нами в долгу.
— А?
— За всю херню, которую мы из-за него пережили.
— Чистая правда, чёрт возьми.
— Кроме того, он съел наши чипсы.
— Так и есть.
Я взял одну упаковку у Джима, отдал ему бутылку, разорвал целлофан и начал есть. Я съел уже половину «Твинки», когда Джим отхлебнул вина.
Он вздохнул.
— Зашибись.
Джим передал бутылку мне. Я сделал пару глотков. Во рту запекло. Когда вино достигло желудка его словно огнём прожгло.
— То пальто, — сказал я.
Джим расхохотался.
Так мы и шли, время от времени прикладываясь к бутылке и покусывая «Твинки»: прятали бутылку каждый раз, когда мимо проезжала машина. Как-то мы сошли с Джефферсон, потому что там было много машин. К тому времени «Твинки» кончились, а бутылка опустела более чем наполовину.
— Давай сохраним оставшееся, — сказал Джим.
— Для чего?
— Для нас, дурень.
Мы покатились со смеху. Успокоившись, Джим сказал:
— Мы же не хотим испачкаться?
— Говори за себя.
— Где пробка? — я отдал пробку, и Джим вогнал её в горлышко бутылки. — Оставим на обратную дорогу.
Неплохая идея.
Он нёс бутылку всю оставшуюся дорогу к Синди.
Не считая лампы в конце подъездной дорожки, дом Синди стоял во тьме. Даже на крыльце света не горел.
— Что такое? — сказал Джордж.
— Не знаю.
— Она же здесь живёт, да?
— Точно.
Мы оба здесь бывали. Три раза мы ходили за ней после школы, в первый — чтобы узнать, где она живёт, а потом — просто потому, что нам нравилось смотреть на неё, на то, как она вышагивает, прижав книги к груди, как её волосы блестят золотом в солнечном свете, а юбка порхает, как бабочка.
— Точно похоже на её дом.
— Потому что это он и есть.
— Может, они сзади?
Мы пересекли передний дворик и прошли вдоль дома. Окна были тёмными. То же самое было и сзади. Всё это время меня трясло: боялся, что нас поймают. Теперь я мог понять, почему парням вроде Джорджа нравится шпионить. Это — как доза. Это возбуждает. Но возбуждение ушло, когда мы вышли на улицу.
— Вот говно, — сказал Джим.
— Наверное, мы опоздали.
— Спасибо Джорджу, маленькому говнюку.
— Чёрт!
— Это же тот дом, да? — спросил Джим.
— Конечно это… эй! Может, мы временем ошиблись? Может, это завтра? Мы же наугад пришли, помнишь?
— Да! Буду спорить, что это завтра.
— Отлично! Значит, ничего страшного. Придём.
Мы отвернулись от дома и пошли.
— Завтра, — сказал Джим, — нам не придётся париться из-за Джорджа. Теперь он к нам близко не подойдёт.
— Правильно. И мы придём раньше. Мама и папа куда-то собираются. Их не будет дома допоздна.
— Чувак!
— Сможем выйти часиков в десять!
— Отлично! Как раз успеем накатить!
Мы ещё по паре раз приложились к бутылке. Мы, наверное, порешили бы её и напились вдребезги, но бутылка разбилась вдребезги первой. Джим споткнулся и накренился назад. Бутылка вылетела и взорвалась на тротуаре перед нами.
Перепугавшись, что кто-нибудь мог услышать шум, мы бросились бежать, и промчались два квартала, пока не добрались до Джефферсон-авеню.
Когда показались перила моста, у меня внутри похолодело. Последнее, чего мне хотелось — спускаться в тоннель.
— Интересно, как там Джорджи-Порджи поживает, — сказал Джим.