Эти мысли помогли мне протянуть до четверга (я всё-таки смог поменять свою субботнюю смену). Глаза слипались. Чуть есть свободное время, я шёл на кухню вздремнуть. Затем оказалось, что второй официант вечером не придёт, и поэтому надо работать до двух ночи. Внезапно кончились чистые вилки и ножи. Зайдя на мойку, я обнаружил горы грязной посуды, но мойщицы так и не было, хотя было уже семь вечера, а она должна быть в шесть. Сообщил об этом Валентине (последняя смена и с ней!). Хотя в этот день она меня не доставала, было ощущение, будто она меня и вовсе не замечала. Мне так даже больше нравилось. Мойщица не появлялась ещё час, и я снова обратился к Валентине.
– Сходи сам к ним в камору, – сказала она. – А-то трубку никто не берёт.
Эта "камора" была в соседней двери с женским туалетом. Шёл я туда не спеша, вернее замедляясь. Хотелось бы потратить на эту прогулку час рабочего времени. Мои желания сбылись.
Вначале я постучал, никто не ответил. Я надавил на ручку и приоткрыл дверь, свет был выключен. "Есть кто-нибудь?", никто не ответил. Моя рука начала шарить по стене в поисках выключателя. Щёлк! свет обжигающей волной коснулся моих глаз, мухи разлетелись по сторонам, и передо появилась мойщица. Она была бледно-синего цвета, на уголках губ засохшая слюна, сами губы раздуты, руки свободно висели "по швам", желтоватый белок слабо блестел от света этой двадцати-ваттной лампы, на которой, собственно, она и висела. Не на самой лампе конечно, но на проводе от неё. Провод был затянут узлом, а в него была продета толстая, с палец, верёвка. Как это всё её выдержало, ума не приложу. Под ногами валялось ведро, видимо служило ей ступенькой. С пол минуты я стоял, не понимая, как реагировать.
Мне хватило сил не блевануть. Я даже смог дойти до Валентины и спокойно ей всё изложить. Валентина пыталась прервать меня, задавая какие-то вопросы, но я не слушал её. Почему-то вместо двух слов – "Она повесилась" – я говорил очень много:
– Я захожу, а там света нет. Позвал, никто не ответил. Включаю свет, все мухи с неё как повскакивают. Думал показалось… Это я про мойщицу, показалось, что она висит, но через мгновение я понял, что это никакой не обман зрения. Сами сходите. Только вначале тряпочку возьмите: воняет… Некому теперь наши тарелки мыть… Я на пару минут в туалет, надо прийти в себя.
В какой-то электричке, в каком-то направлении, слишком рано для меня, ехал весь состав гостей на день рождения Веры и Нади. Интуиция мне ничего не подсказывала. Я был настороже, но дурных предчувствий так и не появилось. Лица девушек, густо накрашенные и лица парней, с пушком на бороде и щеках были обращены ко мне. В глазах читались зависть, ненависть, неприязнь. И в то же время в них была светская заинтересованность. Сам того не желая, я оказался в центре внимания. Мне приходилось философствовать на темы образования, раскрывать тайны учёбы в вузах и так далее, и так далее, и так далее. С каждым вопросом я всё больше напрягался и раздражался. Вот ведь я тоже в 16 лет думал, что я уже взрослый и может не всё в жизни знаю, но понимаю эту жизнь ничуть не хуже старших. За собой я не заметил перехода из школьного во взрослый мир. Возможно, ещё взрослый мир не наступил, но я уже видел просто бездну различий между собой и всеми друзьями Веры. Самое смешное, что мне даже сложно объяснить эти различия. Я чувствовал себя как неандерталец в окружении австралопитеков. Что-то вроде этого. Мир за стеной школы им был неведом. Культурное воспитание ограничивалось непрочитанной литературой, непрослушанной музыкой, неувиденными фильмами, спектаклями, городами, людьми и всем остальным. Но обо всём этом они могли говорить бесконечно. Им было известно всё. Буквально все темы, затрагиваемые мной, они могли поддержать. Но эта поддержка выглядела как походка годовалого ребёнка. И в то же время они походили на взрослых, даже больше, чем сами взрослые.