Мешок с кухонными отходами казался странно тяжелым – возможно, потому, что Селия в этот день действительно ничего не ела, и еще ее мутило после того неожиданного приступа головной боли. До мусорного бака оставалось еще так далеко… Надо было попросить Уилла вынести мусор, но она могла думать только о том, чтобы выглядеть нормальной, не выдать себя; ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.
Почему мне так хочется казаться нормальной? Почему я считаю, что никому не могу доверять, никому не могу рассказать о своей проблеме?
Она покачала головой. Наверное, ей просто нужно хорошо выспаться, а завтра утром она проснется и сразу все вспомнит. Нет никакой необходимости жаловаться кому бы то ни было. Пока, по крайней мере. А может быть, и вообще стоит молчать. Возможно, у нее получится притворяться и дальше, сколько потребуется.
Большинство женщин ежедневно притворяются, делают вид, что полностью контролируют свою карьеру, семью, здоровье, идут по жизни с минимумом макияжа и блестящими шелковистыми волосами, как в рекламе шампуня. Именно эти женщины фотографируются в дорогих кремовых вязаных свитерах в комнатах с белыми стенами и белой мебелью для страниц в «Инстаграме»[3]. Именно они извергают потоки набивших оскомину философских изречений из интернета и разглагольствуют о том, что судьба осыпала их многочисленными дарами. А на самом деле они едят антидепрессанты горстями, чтобы утром у них были силы подняться с постели, а муж такой счастливицы заводит уже четвертую подряд интрижку на работе.
«Как же это бесит, – думала Селия, – когда ты помнишь всякую ерунду о мире в целом и абсолютно ничего о собственной жизни. Почему я столько знаю об инста-мамах, но не могу вспомнить имя родной дочери?»
Ее пробрала дрожь. Мысль о том, чтобы жить день за днем вот так, с пустотой на месте воспоминаний, приводила в ужас. Никто не в состоянии заглянуть в будущее, и единственное, что может примирить человека с неуверенностью в завтрашнем дне, – опора на прошлое.
Мусорный бак находился в самом темном углу парковки, на него не падал рыжий свет уличных фонарей. Селия остановилась в нескольких футах от бака и прислушалась. Она могла бы поклясться, что слышала какой-то звук. Шаги? Шорох одежды? Неужели там кто-то есть, кто-то подстерегает ее в кустах?
А может быть, это одна из воображаемых крыс миссис Корриган. Возьми себя в руки, Сел. Если кто-то и стоит в тени, то это чокнутая старуха, готовая броситься на тебя и устроить скандал. В таком случае ты можешь просто развернуться и уйти. Ты не обязана выслушивать ее бредни.
Селия решительно подошла к баку, подняла крышку и швырнула внутрь свой мешок. Лишь спустя мгновение до нее дошло, что с мусорным баком что-то не так. Совсем не так.
Внутри лежало тело. В темноте она могла различить только очертания человеческой фигуры, светлую одежду, светлую кожу.
Крышка выскользнула из пальцев, и стук разнесся по всей стоянке. Селия, тяжело дыша, попятилась от бака. Неужели она действительно это видела? Или это воображение сыграло с ней злую шутку после странного дня, потери памяти, недоедания?
Ты должна посмотреть еще раз. Ты должна посмотреть.
Селия огляделась. На улице никого не было: ни прохожих, ни машины, которую она могла бы остановить. Было слишком поздно для того, чтобы стучаться к незнакомым людям, но она не хотела открывать этот бак одна.
Прекрати вести себя как ребенок и сделай то, что нужно. Ты взрослая женщина, и, если внутри действительно лежит труп, он ничего плохого тебе не сделает. Мертвецы оживают только в фильмах Джорджа Ромеро.
Она застыла, но не потому, что испугалась появления зомби, а потому, что ее изумила эта мысль. Она не должна была даже слышать о фильмах Джорджа Ромеро. Банальная столовая и дурацкий сервиз в доме, где она якобы жила, не могли принадлежать любительнице ужастиков. И тем не менее она вдруг увидела себя, увидела, как смотрит «Рассвет мертвецов» в своей гостиной, нисколько не похожей на комнату, виденную сегодня утром.
Неужели это действительно моя жизнь? Неужели я пожертвовала своими интересами ради того, чтобы выйти замуж, завести ребенка, водить дешевую машину?
Снова эта головная боль – как будто лава растекалась по черепу.