Станислав взялся за ручку двери, хотел молча войти в горницу, хотел показать отцу спину — и ничего больше; Станислав приоткрыл было дверь, но, приняв неожиданно дерзкое решение, повернулся к отцу лицом и сказал, ясно выговаривая каждое слово (как его учила Елизавета Ивановна, географичка), ясно и с мстительным чувством:
— Интересно, за что только уважает тебя Тамара Акимовна!
И вошел в горницу.
Бабушка Варвара возилась с кучей белья, как попало наваленной на кроватях. Она что-то считала, что-то шептала про себя; увидев Станислава и Юрку, сокрушенно сказала:
— Видите? Дом не продан, а ваш отец уже перебирается.
— Не обращай внимания, бабуля, — сказал Станислав. — Успокойся. Я, например, никуда переезжать не собираюсь.
Старушка всплеснула руками:
— Никак с отцом поругался?
— Зачем мне с ним ругаться? Я сам по себе…
Но Клавдий Сергеевич уже был в комнате. Он быстро пересек горницу, схватил сына за воротник рубашки и прохрипел:
— Ты с кем так разговариваешь, щенок? Да ты знаешь, что я могу с тобой сделать, если захочу? — Отец сильно тряхнул Станислава, — Тамарку не трожь, молокосос! Уже разнюхали, мерзавцы! Ну, я с тобой поговорю…
Станислав вырвался из цепких рук отца.
— А я с тобой и говорить не хочу, негодяй!
Отец побледнел, оглянулся на дверь, потом размахнулся и ударил сына.
Глава вторая
Клавдий Вахтомин и Тамара Акимовна
Шифоньер в дверь так и не пролез. Пришлось его разбирать и грузить по частям на машину. Может быть, и не стоило заводить всю эту волынку, если бы Тамара на днях не заикнулась о том, что шкаф (у нее стоял старый-престарый шкаф с зеркалом, таких сейчас не делают); если бы, значит, Тамара не заикнулась о том, что «шкаф этот давно пора выбросить, потому что он портит весь интерьер в квартире».
— Что портит, это верно, где ты только откопала его, Тамарочка? — сказал Клавдий Сергеевич.
— Испокон веков стоит. Надо купить другой, — сказала Тамара Акимовна.
— Это еще зачем? — бросил Клавдий Сергеевич. — Ведь у меня совсем новый. Куда его девать?
Тамара Акимовна покраснела.
— Ты чего? — еще больше удивился Вахтомин.
Она чуть слышно ответила:
— Не надо, пожалуйста…
— Почему так?
— Не спрашивай.
— Я тебя совсем не понимаю, — Клавдий Сергеевич злился, когда что-нибудь не доходило до его сознания. — Если ты имеешь в виду, что там вещи моей Александры лежали, так мы их раздали все! Чего ты покраснела-то? Ничего зазорного здесь нет. — Вахтомин помолчал, глядя на свою будущую жену. Потом добавил: — А этот выбросим, как ты совершенно справедливо заметила.
Клавдию Сергеевичу очень нравилось говорить «интеллигентным» языком. Особенно ему нравилось во время собрания выйти на трибуну и произносить важные и очень умные слова. Вахтомин вдохновлялся, когда видел, с каким вниманием слушает его молчаливый зал, как много глаз устремлено на него — знакомых и незнакомых одновременно (поскольку во время работы люди не смотрят в глаза друг другу, не заведено такое). Вот собрание — совсем другое дело. Тут все внимание, когда ты выступаешь, обращено на тебя; эти многочисленные знакомые-незнакомые глаза внимательно изучают тебя, когда ты толкуешь о производственных темах, «иные, интеллигентные» слова так и просятся тебе на язык: «Принимая во внимание, что…», «Касаясь наболевшего вопроса…», «Следует шире привлекать молодежь для участия в…», «Мы должны создать атмосферу нетерпимости к…» и т. д. Такими словами хотел бы говорить Клавдий Сергеевич и дома, да только не с кем было.
— А этот выбросим, как ты совершенно справедливо заметила…
Очень нравилось Клавдию Сергеевичу смотреть в глаза Тамаре Акимовне. Глаза эти притягивали к себе — своей необычной красотой притягивали, незащищенностью; глаза у Тамары Акимовны улыбались всегда, даже если она и не помышляла об улыбке.
Надо ж было случиться такой радости: Клавдий Сергеевич совсем случайно познакомился с этой замечательной женщиной, когда она приезжала с подводой на территорию комбината за горбылем. Клавдий Сергеевич увидел незнакомую телегу, на которую грузили лес, увидел незнакомую женщину в стеганой фуфайке и удивился: кто бы это мог быть? Вахтомин подошел к женщине и строгим начальственным тоном спросил: