Вечером, после ужина, позвонила Лизка из Египта. Я ей обрадовалась очень, бросилась рассказывать, что у нас здесь творится, но она не слушала, а щебетала свое: в Египте ей скучно с родителями, Египет — отстой, антицивилизация, цивилизованная страна — Америка, а Россия где-то между Египтом и Америкой, лучше бы она сейчас была со мной в лагере. Да, вместе мы бы проучили Людмилу, нам не впервой. «Но зато сколько здесь черных и смуглых, — трещала Лизка, и я разулыбалась: она помнит о моих предпочтениях. — Я записала несколько контактов, мы потом по скайпу с ними свяжемся, тебе понравятся. Особенно этот мулат с Ямайки!» Проговорили долго, пока мобильник не вырубился.
Ночью опять не спалось. Аська втихаря разговаривала по телефону. А мы стали рассказывать страшилки. Я же будущий журналист и сочиняю их с ходу. Про черную руку из тумбочки, еду из человечины в пирожках столовских и прочую ерунду. Особенно удавались истории про инопланетянина — директора лагеря, в котором каждую ночь пропадал ребенок в течение смены, по одному из каждого отряда, а в двадцать первый день… Честно сказать, я не запоминаю эти дурацкие истории. Зачем? Когда просят повторить и напоминают сюжет, я искренне удивляюсь. Неужели это я рассказывала? Никогда такого не слышала! Нарассказывались, в общем, страшилок про руки-ноги эти черные, и тут в туалет всем срочно понадобилось. Кто-то шепотом: «Я боюсь». Ей: «Да ладно, пойдемте все вместе». Пошли гуськом по дорожке среди деревьев, фонари не горят, подходим к туалету, и в самый ответственный момент кто-то слово любое паническим голосом произносит — и все с воплями оглушительными назад. И так несколько раз. А в туалет-то хочется. Тогда мы с Аделькой завернули под окна к Людмиле, а у той свет горит, и слышим голос ее в раскрытое окно — говорит с кем-то, говорит об Асе: «Бедная девочка, отец все время на севере, растет одна с бабушкой». Мы так и замерли. «А мать?» — спрашивает невидимый собеседник. «Матери нет, бросила ее сразу же после рождения». Дыханье перехватило — смотрим с Аделькой друг на друга ошарашенно. А с кем же тогда разговаривает Ася каждые полтора часа? Нам становится страшно. А ведь мы ни разу не слышали, как звонят Асе, зато она трещит в телефон безостановочно. Не иначе как шиз?
— Представляешь, она звонит целыми днями несуществующей матери? — Ад ель глубоко задумалась. — А ты давно звонила маме?
— Давно.
Вернулись в палату, достали из тумбочек телефоны и пошли на веранду звонить.
— Что случилось, ребенок? — голос мамы спросонья встревоженный.
— Извини, что поздно, захотелось сильно услышать твой голос. Я люблю тебя, мама.
— Милый ребенок, и я тебя люблю сильно!
— Мам, когда приедешь, привези с собой фото — то, где вы с папой. Хочу, чтобы вы были всегда со мной.
Когда мы вернулись, Аська еще не спала: «Девчонки, в воскресенье моя мама приедет». Мы хранили трагическое молчание и только кивали понимающе. It gets harder every day, I don't know what to do.
5
Девки со второго отряда достали. Прохода не дают. Им лишь бы обсмеять людей, а сами-то ничуть не лучше. Вот и сегодня утром Маринка пытается позорить нас с Адель. Опять при Артуре — между нами, тупом баране, который так и не откликается на крик израненной души, — Адель скукожилась и все стерпела, типа справедливо. Но я решила позлить мерзавок.
— Хотите тюльпанчик? — спрашиваю невинным голосочком.