— Надо говорить только правду, вранье твое никому не нужно. У тебя нет мамы.
Тыковка взяла с тумбочки фотографию Асиной мамы, отшвырнула ее с презрением, а потом неожиданно вырвала из рук Аси телефон и протянула нам:
— Вы думаете, она все время звонит маме? Посмотрите, она даже номер при этом не набирает.
Тыковка торжествовала и смотрела на нас неуютным взглядом скорпиона, убивающего исподтишка. Первой опомнилась скромная Алсушка. Одним молниеносным движением она стащила простыню с кровати и набросила на Тыкву. Мы повалили «членистоногую» на пол и задали ей баню:
Собрались и идем за Людмилой в душевую. «Дрянь! — думаю. — Рассказала все Тыковке». Ася бледна, Эдита в эмоциях и плачет, стараясь скрыть слезы длинными черными локонами. Пока идем, незаметно передаю Адель пузырьки с зеленкой.
— Я отвлеку Людмилу, — шепчу ей, — а ты вольешь ей это в шампунь.
Адель кивает, она понимает с полуслова. Хорошо б, конечно, и синьки добавить, да где ее возьмешь сейчас в лагере?
Раздевшись, заходим в душевую, Людмила мешкает, а когда появляется в дверях, я делаю знак Адельке и… замираю с глупо вытаращенными глазами, вмиг задохнувшись, как от неожиданного удара: май гяд — вместо угрюмой очкастой мымры в проеме светится, улыбаясь, Людмила, волосы, вечно прибранные назад в лошадиный хвост, распущены и каскадами льются на плечи и грудь, фигурка — вылитая леди Мадонна, и кожа не загоревшая, а природно смуглая, она чертовски эффектна, и я это понимаю.
— Что с тобой, Юля? — подошла ко мне и дотронулась до лба рукой. — Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да… Нет… — теряюсь, не зная, что сказать, понимаю, что надо как-то отвлечь вожатую.
Аделька уже юркнула с шампунем обратно в раздевалку и сейчас колдует над ним. Что ж сказать-то, надо тянуть время. «У вас шикарная темная кожа, как у негритянки…» Нет, не пойдет, это мне нравятся негритоски, а она может обидеться. «У вас чисто модельная фигурка. Зачем же вы одеваетесь так стремно?» Не, «стремно» тоже не подходит…
— Там… там… — постепенно прихожу в себя, — там дырка в стене (показываю, не глядя, куда-то в сторону), мальчишки подсматривают…
Людмила инстинктивно прикрывается руками.
— Где?
— Вон там, — теперь показываю уверенно и вижу сбитый кафель.
Подходим к стене.
— Как не стыдно! — возмущается Людмила, поскольку действительно обнаруживается дырка, проделанная кем-то из чемоданной комнаты. Девчонки визжат, быстро затыкают чем-то дырку. В это время появляется Адель и кивает мне: дескать, все в порядке. И тут я начинаю представлять, как Людмила выливает на себя шампунь, как зеленка растекается по густым волосам, льется по лицу и смуглому телу, как вожатая постепенно превращается в подобие измазанной растекшейся краской Маринки на дне Нептуна. Нет, я не могу на такое смотреть.
— Ну, я пойду, — говорю я.
— А мыться?
— Я это… я шампунь в палате оставила на кровати, щас принесу.
— Нашла проблему, — улыбнулась Людмила, — я поделюсь с тобой.
И пошла, и принесла, и протянула мне свой шампунь — на, бери! (Так трогательно!) Я приняла, как принимают саперы неразорвавшуюся гранату — Аделька в трансе мотала головой и чуть не кричала — не вздумай! И тогда я решилась: пошла под душ и вылила на себя весь флакон — приятно пахло морским египетским берегом, где сейчас отдыхала Лизка, и одновременно больницей, куда я однажды попала с воспалением легких и невообразимым жаром, все тогда беспокоились и заботились обо мне, и мама никуда не уходила, и все держала мою руку в своей, и мне было приятно, что я всем нужна, а поэтому старалась побыстрее выздороветь…
Придя в палату, долго не могла заставить себя взглянуть в зеркало. Все-таки посмотрела — зрелище не для слабонервных: водоросли в осеннем пруду, зеленый веник в бане. Подруги пытались успокоить. Но успокаивать-то особо и не нужно было: я сама сделала выбор, и он мне показался правильным. Только вот как быть дальше? Завтра приедет мама, ей же не объяснишь всю историю тонких взаимоотношений с Людмилой. Не стоит ее расстраивать. Значит, мне опять придется врать, значит, маме опять придется делать вид, что она мне верит. Как сложно со взрослыми!
Пришел Йоршик, посидел рядом и потом говорит:
— Зеленка через три дня сойдет, а можно еще и попробовать отмыть.
— Угу, — отвечаю мрачно. — Попробую.