Я вырос в настоящей семье и благодарен за это своим родителям. Только сам вот крепкую семью создать не смог, и поэтому чувство вины перед детьми никогда не покидало меня. Я лез из кожи вон, лишь бы дети не чувствовали своей оторванности от меня. Наверное, это мне плохо удавалось. Вторую жену не устраивали мои комплексы. И, видимо, не без подсказки матери, она стала требовать, чтобы я сделал выбор: или она, или дети. Дошло до того, что она стала орать на меня, если я звонил при ней детям. В моей семье на мужчин никогда не орали. Разве можно было стерпеть такое? Теперь я старался тайно общаться с детьми, и от этого стрессы нарастали с каждым днем, и сердце мое не выдерживало — начинало ныть, и тогда я попробовал залить все спиртом. Поначалу помогло. Но и жена была не прочь погулять с подругами, и скандалы от всего этого не только не утихали, но становились все продолжительнее и продолжительнее. Иногда в комнате стоял такой ор, что я был готов убить или жену, или себя. И все это происходило на глазах у маленькой дочки. Господи! Как хорошо, что я ушел из того дома. Добром бы это не кончилось.
А как же началось-то все? И началось тоже плохо. Откуда взялась эта сумасшедшая страсть по бегающим глазам? Зачем я звал ее и столько ждал? Я ждал ее целую вечность, и мне казалось, что в прошлой далекой жизни мы с ней встречались, но злая судьба разлучила нас. Даже картинка из прошлого-прошлого всплыла в моей голове: было темно, она стояла в длинном светлом платье, прислонившись к дубу и отвернувшись, сильный ветер развевал ее волосы; я с мечом в руке покидал ее, долг влек меня куда-то, а она, обиженная, так и не захотела со мной проститься.
Потом она словно мстила мне за эту нечаянную разлуку, случившуюся еще в глухом средневековье, и всегда врала мне. Врала таким образом, чтобы я понимал, что она врет. Я бесился, и это доставляло ей наслаждение.
Столько лет я хранил в своих архивах все листочки, напоминавшие о ней: ее письма ко мне, рабочие тетради, какие-то документы, выписки, записи ее голоса и, конечно же, фотографии. Она же разорвала и выбросила мои снимки. Особенно мне было жалко то фото, где она обнимала меня сзади и счастливо улыбалась в камеру.
«Что ж, пора и мне освободиться от груза прошлого и почистить свои архивы», — подумал я и стал разгребать бумаги. Первое же письмо оказалось моим, написанным в дни разлуки с женой, уехавшей на север к матери сразу же после нашей свадьбы, и я стал читать его. Написано оно было в форме рассказа с названием «И снова как прежде…» и даже с эпиграфом, который я здесь снимаю за неуместностью. Вот оно.
Почему-то люди, к которым я очень хорошо отношусь, всегда предают меня. Легко. Без проблем. Как будто так и надо. Так было с покойной В., моей сослуживицей, которую я боготворил как самого замечательного педагога старой закваски и которая ни с того ни с сего вдруг разнесла грязь обо мне по всему городу, так и сегодня с нашей кафедралкой Г., которая вдруг начала катить на меня бочку и доносить на меня начальству. Неприятно. Раньше бы я сильно переживал и нервничал, а сейчас «мне все пофиг», как поется в песенке современной ленинградской группы, так как совсем недавно я пережил самый великолепный месяц своей жизни и где-то далеко, «на севере диком», ждешь меня ты.
Вот уже семь вечера. Мы обычно созванивались в это время, но сегодня ты сказала: «Зачем так быстро, мы же только что поговорили, давай лучше в десять». И я согласился. Я часто соглашаюсь с тобой. Потому что люблю. Потому что хочу, чтобы было так, как тебе удобнее. Я-то всегда подстроюсь.
Как же я по тебе скучаю! Но ничего-ничего. Подумаешь, каких-то три часа… Зато потом я буду улыбаться как ненормальный, слушая твой голос, радуясь своему счастью. «Привет, роднюшка!» — скажу я тебе, и ты улыбнешься мне в ответ. Господи, как долго идет время! В эти три часа, к примеру, можно сесть за компьютер и составить рабочую программу, которую с меня уже давно требуют на кафедре. Но разве сейчас я могу думать о таких мелочах, как программы? К встрече надо подготовить свое сердце — кажется, так у француза Экзюпери. Стучатся в дверь. Это братишка, но я сейчас никого не могу видеть, не хочу, чтобы мне мешали. Ведь я жду тебя. «Мне некогда, — бормочу я недовольно, — нужно дописать программу, не успеваю». Братишка уходит с виноватым видом, а я бросаюсь на диван и, схватив часы, жадно смотрю на стрелку. Но что это я? Я же еще не решил, о чем тебе буду рассказывать! Время телефонного разговора пролетает мгновенно, нужно успеть сказать все самое важное. Лихорадочно соображаю, а стрелки хоть и медленно, но движутся. Надо уже положить телефон рядышком: вдруг ты позвонишь раньше. И да, нужно вытянуть антенну: связь такая капризная!