— Не можем, это наша миссия, — мрачно отозвался Гитлер.
— Разве ты его не узнал? Это же Саакашвили! Предатель! — метнул гневный взгляд на меня Калюля.
— А мне плевать, по законам восточного гостеприимства он находится под моей защитой!
— Вот из-за таких, как ты, и происходят все социальные катаклизмы на планете, — презрительно ухмыльнулся Гитлер. — Тебе жаль эту крысу?
— Эту крысу Россия уже наказала, хватит с него.
— Да обосралась твоя Россия перед всем мировым сообществом. Погубить столько народу и не добить крысу! Она ж потом расплодится и будет не только слегка покусывать, но и влезет всей стаей в твой дом и будет нагло бегать по всем твоим членам, а ты будешь лежать, боясь пошевелиться. Попомни мои слова!
— Да мы всему миру показали нашу решительность и военную мощь! Разве ж этого мало?
— В чем мощь? Очнись! В том, что позволили стереть с лица земли осетинские селения вместо того, чтобы их защитить? В том, что бросили в бой танки и войска с призывниками вместо спецназа? В том, что не смогли подавить радиоэфир противника и позволили американским корректировщикам с помощью спутника сжигать эти танки? В том, что раздали населению горы оружия, а потом его никто не собрал? Я уже не говорю про информационную войну, с которой и так все понятно. Но раз уже начали действовать через задний проход, так надо было дойти до переднего: надо было прибить этого мерзавца, разбить натовских прихлебателей, а самих натовцев предъявить мировому сообществу плененными или в виде разлагающихся трупов. А вместо этого показали, как умеют летать ваши дальние ракеты в противоположную Грузии сторону и как один корабль может добраться до Венесуэлы, а потом стали ждать, пока подойдут американские эскадры и лишат возможности предпринимать что-либо.
— Во дворе был большой камень, пойдем придавим эту сволочь, — предложил Калюля, и они потащили беспомощного Саакашвили к двери.
— Постойте, ребята, — смирился я. — Давайте по-цивилизованному, что ли. Вот, возьмите лучше пистолет.
Через несколько минут они вернулись в ярости и набросились на меня.
— Ты что нам подсунул? Это же обыкновенная воздушка. Я выстрелил ему в задницу, а он убежал, — негодовал Калюля.
Я добродушно расхохотался:
— Да пусть себе бегает с шариком в жопе! Жалко вам, что ли?
Успокоившись, мы молча выпили, и я спросил:
— А теперь вы куда?
— В Найроби[14], — задумчиво произнес Калюля, — что-то там опять неспокойно.
— Это в Африку, что ли? А как же планы с Америкой и ее неграми?
— Успеется, — отмахнулся Кал юля. — Всему свое время!
Глава 10
Последняя реликвия
Синоптики на сегодня обещали дождь. А его все нет и нет. Но ведь раз пообещали, то надо было его вызвать. Шаманы неделями вызывают дождь. Неделями может любой дурак. Он и сам пойдет. Вызывать дождь неделями — то же, что больного лечить на авось. Если выздоровел — лечение помогло, если нет — болезнь была слишком запущена. Я вызываю дождь мгновенно. Потому что знаю как. Потому что во всем надо быть профессионалом.
Но сегодня я дождь вызывать не буду. Мне некогда. Сегодня я приглашен на съезд партии, который проходит на открытом стадионе при стечении массы народа.
Сильно болела голова. Боль охватывала виски, пробиралась к глубинам мозга и сдавливала его так, что я с трудом понимал, что творилось на сборище, где мне предложили роль эксперта. Я мог думать только о своем похмельном состоянии и о том, как бы его снять.
С трибуны нес галиматью священник в рясе, лицом напоминавший актера Ролана Быкова:
— Святая Бригитта завещала сердцу нашему святую реликвию — символ чистоты и незыблемости веры нашей. Теперь, когда реформаторы — эти еретики-отступники — привели мир христианский к краю пропасти, когда процветает разврат, когда крестьяне, забывши Бога, поднимают руку на господ своих, теперь мы должны стать самой надежной опорой святого учения в этих краях. И да будет наше усердие неистощимым[15]!
— Святая реликвия сотворит чудо, и мы узрим его! — поддержали выступающего из толпы.
— Только мы можем быть хранителями и защитниками святой реликвии, — добавила дама в белом, восседавшая на троне.
Торжественно на носилках вынесли ларец, и все присутствующие опустились перед ним на колени. Величественным шагом священник подошел к ларцу и откинул крышку. Притихшая толпа лицезрела недоумение и растерянность, отразившиеся на его лице. Вмиг дрожащими от волнения руками он извлек из довольно объемистого ларца небольшую бутылку с темной жидкостью.