Вот и сегодня подскакивает ко мне гнусного вида консультант на кривых ножках. Кого-то он мне напоминает. Да, точно, — это же кенгуру в очках! Интересно, бывают ли кенгуру мужского пола. А у них тоже есть сумки? Не надо отвечать на этот вопрос, я уже понял, что кенгуру-мужчины сумок не носят. Но вот этому очкарику сумка очень бы подошла. Хотя нет. Как бы такой рахитик носил кенгурят? Вид его неприятен. Хочется, чтобы его полусогнутые в коленях ноги спружинили и он, перепрыгнув через стеллажи, ускакал в направлении…
— Вам помочь найти что-нибудь?
И голос мерзкий, точно как у Галкина, пародирующего Баскова! Вынужденно откликаюсь:
— Да, конечно, помогите, — и называю невообразимого автора и такое причудливое наименование, которого консультант отродясь не слышал. Недоуменно покачав головой, парень уже хочет уйти, но я не позволяю ему этого сделать:
— А у вас есть третье издание книги Игоря Фролова «Теория танца» на башкирском языке в переводе Айдара Хусаинова?
Работник книжной торговли начинает грустить и сожалеть, что связался со мной.
— Нет, у нас такой нет, бормочет он.
А я его добиваю:
— Давно мечтаю приобрести «Фаллософию» Дмитрия Масленникова…
Парень уходит посрамленный. Я понимаю, что в ближайшие полчаса меня никто не потревожит, и собираюсь посмаковать приглянувшийся роман. Но не тут-то было!
Вдруг вижу, как рядом мама и дочка выбирают книжку из школьной программы. Дочка с сомнением листает «Отцов и детей» Тургенева.
— О чем эта книга? спрашивает заботливая мамаша, видимо, никогда в школе не учившаяся, у девушки с бейджиком.
— Про взаимоотношения детей и родителей, — не задумываясь, отвечает симпатичная книгопродавщица.
— А эта? подключается дочка, показывая па «Преступление и наказание».
— Эта про Раскольникова, как он старушку убил. Если б надо было выбрать, то я бы остановилась на ней, она интереснее, — разъясняет милое создание.
— Ладно, возьми ту, что потоньше, и пошли, резюмирует родительница.
Я настолько потрясен нечаянно подслушанным диалогом, что, когда дочка с мамой наконец уходят, переспрашиваю:
— Так о чем, Люда, «Отцы и дети»?
— Об отношениях между отцами и детьми, без сомнения в голосе отвечает она, преданно глядя мне в глаза, словно студентка филологического факультета на государственном экзамене.
— А вы меня не обманываете?
Она хмыкает, раскрывает книгу на страничке с аннотацией и элегантно протягивает мне:
— Нате, прочитайте сами!
И тогда я смиряюсь. Что правда — то правда. Была охота разбираться в проблемах отцов и детей XIX века! Уж лучше ужастик про зарубленную старуху-процентщицу!
Я покидаю магазин с чувством, что мне жестоко отомстили за издевательство над бедным австралийским животным.
«Я тебя никогда не забуду»
Иду по подземному переходу на остановке «Универмаг "Уфа"», а там волосатый жлобина дорогу перегородил и очень громко под гитару поет:
— Я тебя никогда не увижу…
Хорошо поет, душевно. На бетонном полу фуражка с деньгами-приманками: мол, смотрите, люди бросают, делайте так же. А у меня в кармане как раз горсть монет джинсы вниз оттягивает.
Остановился и стал бросать в фуражку монетки. Не торопясь. По одной. Счастливо и радостно заглядывая в глаза исполнителя.
Тот некоторое время терпел, но наконец не выдержал и прервал пение:
— Мужик, шел бы ты отсюда!
Этого было достаточно, я не стал больше испытывать судьбу, сунул оставшиеся монеты обратно в карман и побрел своей дорогой, про себя напевая:
— Я тебя никогда не забуду…
Зеленые чернила
История эта случилась, когда я работал ответственным секретарем приемной комиссии гуманитарного вуза.
— Тебя ректор вызывает, — говорят мне однажды.
Вызывает — значит, надо идти. Захожу в кабинет, а там куча важных гостей из администрации города. Здороваюсь, а ректор меня и спрашивает: «Хорошие люди просят человека пристроить на исторический факультет, справимся?» Нельзя же уронить авторитет ректора перед гостями! Поэтому бодро отвечаю:
— Разумеется, раз нужно, пристроим.
Гости довольно улыбаются. Я тоже улыбаюсь радостно, а у моего босса улыбка грустноватая, и смотрит он на меня как-то озадаченно.
Через некоторое время снова захожу в приемную, попадаюсь на глаза ректору, и он начинает меня отчитывать: