— То есть ты — убийца? Он оскорбился:
— Убийца — это преступник, который сидит в тюрьме, а киллер — это благородная профессия.
— И ты не боишься признаться в благородной профессии первому встречному?
— Ты все путаешь, я не должен бояться, это меня нужно бояться.
Что ж, логика была ясна, в этом случае дебет с кредитом легко сходился.
— И сколько сейчас стоит убить человека?
— Это смотря какого.
— Например, главбуха.
— Главбуха примерно триста тысяч. Нужно на некоторые технические приспособления и за работу.
— Триста тысяч рублей?
— Рублей, конечно. Чего еще может стоить главный бухгалтер?
Мы пили ровно до полуночи, а потом я взял мобильный и позвонил шефине.
Она взяла трубку, и я начал орать:
— Слушай ты, морда дебиторская, сальдо кредитовое, сейчас я буду убивать тебя за триста тысяч! Слышишь меня? За триста тысяч рублей!
Ответом было молчание ягнят.
Мой собутыльник очнулся от ора и удивленно спросил:
— А ты не боишься говорить такое по телефону?
— Я честный бухгалтер и ничего не боюсь! Пусть нас боятся!
Тут в трубке раздался полусонный голос шефини:
— Свят… Свят… Святкин, это ты, что ли?
А потом последовало громкое «ржание» — гомерический хохот, прерываемый рыданиями и икотой. Такой реакции я никак не ожидал. Она продолжала смеяться, а я слушал, представляя, как она бьется в истерике и катается в безудержном веселье по расправленной постели.
Мой пыл угас. Я пошел домой, повинился перед женой. А утром как обычно поплелся на работу. Странно, но с того дня отношение ко мне изменилось. Я вдруг стал у шефини любимчиком, мне повысили оклад и дали новую должность. Не думаю, что я смог напугать нашего «бульдога», скорее, ей понравилась моя шутка. Такое вот оно — мое начальство. Кстати, ноги ее я наконец разглядел. Вполне приличные женские ноги.
Девятый день
Юноше красную розу дала чрез решетку невеста: Два запылали костра, плавя железный закон.
Проснулся и зачем-то побрил гнусного мужика в зеркале. Это точно не мое отражение! Я большой, красивый и сильный. А этот — раздавленный жизнью подонок.
— Вчерашнего дня не было, — решил я. — И позавчерашнего. Не было прошлой недели. Или даже двух. С-сука! Сколько же ты выпил?!
И тут я вспомнил: сегодня девятый день как ко мне прикоснулось одиночество. Приложилось ласковым апперкотом и отправило в глубокий нокаут. Слышал только в забытьи, как рефери ведет отсчет: «Один, два, три, четыре…» А потом меня вынесли с ринга.
Зачем я пошел за ней? Глупцы говорили, что это злой ветер сыграл со мной шутку: гоняясь за кружащими снежинками, швырнул мне в лицо феромоны спешащей мимо девушки, и я вдруг пошел за ней следом. Без всякой задней мысли. Без всякой надежды. Так ведут себя бродячие собаки, когда ищут новых хозяев.
Я нагнал ее в небольшом сквере возле гранитного Дзержинского, гордо вставшего задом к «Родине». Девушка неожиданно обернулась, почувствовав преследование, и я почти столкнулся с ней лоб в лоб и… захлебнулся в потоке нахлынувших чувств.
Я жил рядом, на Чернышевского, и в тот январский вечер осмелился пригласить незнакомку к себе. Она пришла с мороза раскрасневшаяся, и я понял, что вернулись времена Паоло и Франчески и сегодня мне будет можно все. И мы пили пиво, но тогда оно не казалось мутно-желтым пойлом — оно было янтарным и играло в неярком свете бра, пока я неосторожным движением не опрокинул жидкость ей на платье.
— Ничего страшного, — сказала она в ответ на мой виноватый и смущенный взгляд, — но платье придется снять…
Я совсем не помню подробностей последовавших сцен. Помню только, что, когда ночью вышел ее провожать, вдруг осознал, что впервые в жизни сумел сделать женщину счастливой. Да, она была необыкновенно счастлива и светилась хрупкой звездочкой на морозном небе.
Мы стали встречаться, а вскоре я и дня не мог прожить без нее. Девушку звали Оля. Хотите, опишу ее? А как можно описать красоту? Красоту надо видеть, вдыхать, чувствовать! Чем она отличалась? Она курила. Но как только я сказал, что мне не нравится запах сигарет, заглушающий аромат ее волос, — сразу же бросила. Так могут поступать только любящие женщины. С чем ее сравнить? Конечно, с музыкой! Легкой, стремительной, романтичной!
А теперь о грустном: она была замужем и воспитывала пятилетнюю дочку.