— Я гадкая женщина, — сказала она однажды.
— Почему?
— Потому что ночью я сплю с мужем, и он меня берет, а утром бегу к тебе и целуюсь с тобой. Противно, правда?
Я промолчал. Мне было неприятно. Но она была всего лишь любовницей и имела право на частную жизнь.
— А кто у нас муж?
— Полковник ФСБ и боксер.
— Есть проблемы?
— Он алкоголик.
— Боксер-алкоголик? Смешно. И ты терпишь?
— Куда мне деваться? У меня же дочка! Феликс часто возвращается домой никаким — приводят сослуживцы. Когда отрубается, я от злости отдаюсь его друзьям. — Она вызывающе посмотрела на меня. — Тебе еще интересно со мной?
— Все интереснее и интереснее, — помрачнел я.
— Я хочу, чтобы ты все обо мне знал. Я загадала, что ты вытащишь нас с дочкой из этой грязи.
(М-да… как это, вытащишь? Я что, благородный рыцарь, который, схватив меч, скачет мстить обидчику?)
— Может, на сегодня хватит историй? — взмолился я. — Выдавай их небольшими порциями, п-пожалуйста.
И она обняла меня. А потом, взявшись за руки, словно детсадовские дети, мы молча гуляли в сквере. Улыбались друг другу, как дураки, и смеялись над «железным» тезкой ее мужа — промерзший Феликс сжимал правую руку в кулак, а левую прятал за спину.
События стали разворачиваться стремительнее, чем я предполагал.
— Я рассказала мужу о нас с тобой, — выпалила Оля на следующий день, входя в мою обитель. — Я объявила, что ухожу от него.
— А он? — офигел я.
— Сказал, что убьет и тебя, и меня. Отправился в «контору» на Ленина за пистолетом.
Что бы вы сделали в таком случае? Вот и я ничего не сделал и ничего не сказал. Может, она ждала, что я немедленно предложу ей руку и сердце? Но, увы, я не был готов к такому повороту событий.
— Куда же ты теперь? — встревожился я.
— Не бойся, не к тебе, — улыбнулась она. — Уеду к папе, он меня любит. — Помолчав, добавила: — Ты знаешь, я очень боюсь людей… боюсь выходить на улицу. Только с тобой мне никогда не было страшно.
Мы обнялись, и она поцеловала меня в губы, и поцелуй был предсмертно долог…
— Что, опять депресняк? — спрашиваю себя и сам же себе отвечаю: — Да, опять. Настолько сильный, что отключил телефон.
Обычно в минуты отчаяния я хватаюсь за телефонную трубку, как утопающий за соломинку, и звоню, звоню друзьям и просто знакомым в надежде, что кто-нибудь вытащит меня из чертова омута, в который попал по своей же вине. А сегодня даже не звоню. Просто смиренно иду ко дну. Безумно хочется услышать Олин голос, но телефон ее девятый день как не доступен.
Пиво пенится в стакане, пузырьки стремительно поднимаются со дна и увеличивают объем жидкости. В хорошем пиве должно быть много пены. Возможно, если б я пил только пену, то смог бы продержаться на плаву некоторое время, пока б меня не нашли спасатели, но я давлюсь желтой жидкостью и наполняюсь смутной тяжестью. Я пью и пью, тяжелею и тяжелею — дно уже совсем близко… И еще: я боюсь людей.
Я очень боюсь людей…
На твоей стороне
В полдень 2-го января жена отправила меня в магазин. Была недовольна, устала, наверное, от недавно распрощавшихся гостей и праздничной суеты, чуть что, срывалась на мне, поскольку я, в ее понимании, как человек противоречивый, и был источником и движущей силой всего, что вызывало в ней недовольство: только я был виноват в том, что Тюлькин нахрюкался, а Хрюкин натюлькался, а не наоборот, что Бастырбаева приревновала к Ивановской, а та ее «нечаянно» облила соусом, что соседи орали свои песни громче, чем мы чокались, — короче, все не нравилось дорогой супруге. Но, тем не менее, новогодние гулянья удались, и теперь ей казались невыносимыми страдания холодильника, жаждущего солидного пополнения, и она отчаянно вздыхала на кухне наперебой с этим железным мерзавцем.
Я собрался и вышел искать мясо. «Байрам» — «Рощинский» — «Ермолаевский» — снова «Байрам» — нигде ничего приличного не было: все раскупили на праздники, а завозов-то еще нет. Надо же понимать, что работники продуктовых складов тоже люди и тоже отмечают. Неторопливо возвращаясь, обдумывал, как объяснить жене эту простую истину — почти невозможно, когда она в скверном настроении. Вдруг телефонный звонок прервал мои мрачные мысли. А надо сказать, что телефон в Новый год порядком поднадоел: знакомых много, и все поздравляют, шлют остроумные эсэмэски, попробуй отгадай от кого, если номера не определяются, в отместку шлешь им тупые ответы. С досадой посмотрел на экран — забытый приятель, механик из гаража, еще и этого надо выслушать, — но нажал на левую кнопочку.