Хорошо еще раз пройтись по комнате, поглядеться в осколок зеркала, стыдливо повешенного Шурочкой в углу за вешалкой, увидеть свои длинные, восточного разреза глаза, лакированные черные волосы, гладко выбритое лицо. Поглядеть, похлопать себя по ноге, по протезу — кожа, дерево, пластмасса, — испытанный, доброкачественный материал.
Ровно в десять в конторе появился старичок снабженец в клетчатой кепке, из бывших ипподромных жучков — букмекеров. Ему были нужны образцы «железа» — трензелей, стремян, шпор. Он обслуживал все секции добровольного спортивного общества «Прометей»; казалось бы, забот — выше головы. Но, по старомодной своей привычке, он не мог начать прямо с дела. Новикову пришлось выслушать, как в семнадцатом году букмекеру удалось купить у английского подданного Стрембицкого красно-чалую кобылу Стеллу, как он мобилизовал тысчонку у покойного свекра, вывез лошадиное имущество на трех ломовиках, а потом выехал на Стелле в Петровский парк, было лучшее время в году — золотая осень — дачные террасы в красном плюще, и сама Миляева и Карташева, — помните, галантерея и готовое платье на углу Мамоновского, — выглянула из окна.
Новиков не помнил галантереи и готового платья на углу Мамоновского, поскольку в семнадцатом году его еще не было на свете. Он только твердо знал, что собеседование со специализированными платными группами назначено на двенадцать часов, а дел еще невпроворот. Нетерпеливо постукивая ржавой шпорой по столу, он объяснял, что стремена надо сделать легче и короче, а трензеля кольцами совсем нехороши.
Снабженца оттеснил от стола молодой летчик Струмилло, прилепившийся к школе на странных ролях не то болельщика, не то ученика, не то тренера. Он сказал, что в кавалерийском полку началась выбраковка и, если Новиков не прозевает, можно будет получить для школы классных лошадей.
Новиков стал дозваниваться в воинскую часть, в дверь заглянул конюшенный мальчик Вася и со скорбно-торжествующим видом сообщил, что Бейпинг опять ничего не ест.
— Кормите чаще, понемногу, пять раз… — буркнул Новиков, не отрываясь от трубки.
— Все равно отворачивается, — сказал Вася.
Он зашел в комнату, уселся напротив Новикова, пригорюнился и всем своим видом показывал, что разговор будет долгий и нерадостный.
Подоплеку Васиной мрачности Новиков знал давно. У Бейпинга в самом деле был плохой аппетит, а мальчишка наслушался россказней ипподромных конюхов, будто в свое время всесоюзному рекордисту Улову давали ведро боржома в день, а когда-то, еще перед войной, во время случной на заводах жеребцам будто бы включали в рацион зернистую икру и шоколад. Эти байки вскружили голову Васе, он решил добиться такого же режима для обожаемого Бейпинга, а там хоть огнем гори вся школьная смета.
Договорившись с командиром полка и не обращая внимания на Васины выразительные взгляды, Новиков пошел в денники. Осмотрел лошадей, выдержал легкую перепалку с тренерами из-за расписания дежурств и столкнулся в коридоре с Ефремовым.
— А я вас давно жду, — сказал Ефремов, крепко пожимая руку Новикову, пристально и ласково глядя в лицо большими синими глазами. — Где бы нам тут уединиться?
С Ефремовым Новиков не был знаком, но в лицо знал хорошо, часто видел на заседаниях. Известно было, что он пенсионер, полковник в отставке, старейший член совета спортивного общества «Прометей». Зачем ему понадобилось уединяться?
— Какой-нибудь секретный разговор? — спросил Новиков.
— Пока что абсолютно секретный.
Они вошли в пустую контору, и Ефремов, обернувшись, спросил через плечо:
— Разрешите?
И запер дверь на ключ.
— Тут у нас к двенадцати учащиеся соберутся. Неудобно получится, — сказал Новиков.
— Уложимся.
Однако он продолжал молчать, глядя на Новикова открытым смелым взглядом неподвижных синих глаз, и наконец, будто отсчитав по секундам паузу, спросил:
— Что вы знаете о личной жизни вашего шефа?
— Олега Аргунихина? — выигрывая время, переспросил Новиков. — Наверно, все, что знают и другие близкие ему люди. Вместе учились, вместе эту школу строили…