Выбрать главу

Новиков обернулся. Бородатый стоял у дверей в довольно неустойчивой позиции, скрестивши ноги так, чтобы длинные узкие брюки набегали на подъем и переламывались где-то у щиколотки. Он с азартом витийствовал перед девушками, того и гляди стихи начнет читать. Новиков поморщился. Хуже нет, когда человек старается казаться. Теряешь надежду, что он сможет кем-нибудь быть. Скучная штука бутафория. Вот он стоит, обдуманно грязноватый, потрепанный, бородатый, развязный, а ведь все видят — щенок. И никакого запаса за душой. Одни претензии — претензии на оригинальность, на остроумие…

— Класс наездника решает смелость. Боитесь барьера — ездите на трамвае. Правда? — спросил бородатый у Новикова, не выдержав его упорного взгляда.

— Класс наездника решает любовь к делу, настойчивость, чувство лошади и в последнюю очередь смелость, — скучно сказал Новиков, — будете тренировать только смелость — на третий разряд не вытянете. Самое главное — трудовые навыки.

— Значит, спортсменом можешь ты не быть, но человеком быть обязан? — спросил бородатый и, довольный своим остроумием, швырнул окурок через плечо в коридор.

— Настоящий спортсмен не может быть свиньей. Я такого случая еще не видел.

— Вот и началось воспитание, — примирительно сказал появившийся в дверях Аргунихин. — Давайте, давайте, товарищи, рассаживайтесь. Сейчас потолкуем поподробнее. Борис, передай-ка мне на минуточку телефон.

Длинный шнур протянулся через комнату, Аргунихин отступил в глубь коридора, ловко зажал под мышкой трубку и начал набирать номер, держа аппарат другой рукой. Свет от коридорной лампочки падал ему прямо на лицо. После разговора с полковником Новиков со странным любопытством разглядывал его. Интересный мужчина, ничего не скажешь. Брови крыльями, прямые черные пряди рассыпаются, падают на лоб, под глазами огромные синяки. Морда желтая, испитая. Фигура жокейская — росту и весу бог не дал, а ручищи, ножищи… И все-таки интересный мужчина. Талант, размах, реакция молниеносная. Сказано — сделано, без тормозов. Нового, конечно, этот пенсионер не сказал. Трудно не заметить, что Тарасевич нравится Олегу, хотя в школе об этом не говорят. А вообще-то не в первый же раз! Был у него курортный роман, с грузинкой, кажется. И с врачихой из поликлиники что-то было. А может, и еще что? Не каждый же раз исповедоваться: Шурочка, по-видимому, ничего не знала. Жалоб не было.

Аргунихин, сияя белозубой улыбкой, прошел через комнату, сел за стол рядом с Чулковым, поглядел на часы и начал свою речь:

— Один известный французский спортсмен, правда не нашего профиля, сказал: «Со спортом не флиртуют. Им нужно обладать. Тогда рождается мастер». Так что, если собираетесь заниматься, чтобы убить время, — лучше обдумайте…

Новиков встрепенулся. Цитата незнакомая и неверная. Почему обязательно мастер? По активности своей натуры Олег читать не очень-то любил и обычно заимствовал все крылатые слова у него, у Бориса Новикова. Похоже, что теперь пошла в ход эрудиция Тарасевич. Дама с образованием — неоконченный Инояз. Цепкая память у Олега — все хватает, что для дела пригодится. Когда-то Олег завидовал его способностям, спортивной карьере, а теперь он сам завидует педагогическому таланту Олега. Как это получается? Человек темпераментный, даже легкомысленный оказывается более объективным с учениками, а спокойный, рассудительный — пристрастным. Спрашивается: зачем связался с бородатым? И прописи ему говорил. Олег просто сострил бы так, что все запомнили, и не обидно. И все-таки хорошо, что он говорит сейчас о школе с этими чужими ребятами. Ни в одной конноспортивной таких собеседований нет. Не принято. Что, мол, попусту время терять? Придут и уйдут, к чему воду в решете носить? Ах, как неверно! Люди есть люди, и всегда какая-то мысль, какой-то навык надолго задерживается в памяти. Если бы суметь вот так поговорить со своими мальчиками. Что-то всегда мешает. Ощущение вины? Чего-то недодал, чему-то они неспроста завидуют, чужому благополучию, что ли? И что-то переложил на плечи матери…

— Вы не должны себя чувствовать в школе, как в забегаловке, — объяснял Олег, — заплатил — выпил — пошел дальше. «Прокат» — отвратительное слово. «Прокат» — временное, не свое, чужое. Школа всегда своя. Все в ней сделано своими руками. Мы начинали в сарайчике, на одной из аллей Петровского парка. И лошади были только две — Батавия и Резон. Сегодня вы сами увидите наши конюшни и манеж. Дали нам такие возможности и средства. Правда, средств не всегда хватает, не все влезает в школьную смету, но мы не рабы сметы. Это вы запомните. Вот в прошлом году понадобилась площадка с естественными препятствиями — в смете таковая не предусмотрена. А соревнования — праздник школы. Праздники не отменяются. И за две недели мы построили за городом конкурное поле. Своими руками насыпали десятки тонн грунта, прорыли рвы, канавы, выстроили укрепления… И еще давайте запомним, — в настоящей работе мелочей не бывает. От порядка на манеже до порядка в конторе…