— Деонтология.
— Чего еще? — не поняв, спросил он.
— Деонтология — наука о долге, — объяснил геолог. — Вы с Шурой не родственники, случаем?
И ребусный этот комплимент от разболтанного парня будто костылем подпер на несколько дней.
Про себя он давно решил, что Олег в школу не должен возвращаться. Вся эта брехня и соблюдение тайны нужны только для того, чтобы он мог перейти на другое место. Выходит, что Ефремов прав? Мысль эта была неприятна. Но надо мириться со своим поражением.
Ветеринарный осмотр прошел благополучно. Правда, у Новикова екнуло сердце, когда рядом с врачами он увидел Ефремова. На решение он повлиять, конечно, не мог, не его ума дело. Но расспрашивать об Олеге будет наверняка. Слишком многозначительно помалкивает этот коллекционер анонимок. А может, он просто приятель мужа Тарасевич? Письмо-то так и не показал. Может, и сейчас он знает, где Олег и что с ним? Мысль эта показалась очень обидной. И в эту же минуту откуда-то появился Гавриков и с озабоченным видом, удивленно поднимая коротенькие бровки, начал расспрашивать об Олеге.
Пришлось долго и нудно врать. Новиков боялся спутаться, и ему было противно наблюдать, как природное добродушие Гаврикова борется с досадой на необходимость давать такие же нечеткие объяснения начальству из Центрального совета, как все выше поднимаются редкие бровки, все крепче сжимается маленький ротик, превращаясь в круглую розовую точку. Но у Гаврикова хватило такта не заниматься сетованиями.
— Значит, нервный криз на почве переутомления? — переспросил он.
— Так сказали врачи.
— И на соревнованиях он не будет? А ты… справишься?
— Школа в полной боевой.
— Завтра надеюсь на тебя. Держись поближе. Хотели присутствовать очень высокие гости. Не из Совета, а выше. Могут понадобиться справки.
Гора с плеч. И Ефремов куда-то скрылся. Теперь — забежать в столовку хоть кофе выпить.
Допить кофе не удалось. Появился Вася и, почти торжествуя, сообщил, что у него украли парадные бриджи. Завтра не в чем выступать.
— Вот видите, — говорил Вася. — А вы не верили.
— Так то же о лошадях мы говорили. Серьезное уголовное дело.
— Начинается с человека, а кончается лошадью, — назидательно сказал Вася.
Новиков посмотрел на человека. Мальчишеское загорелое лицо с белыми бровями было угрюмо и озабоченно.
— Плохо, — сказал Новиков, — очень плохо.
— Я и говорю, что плохо.
— Плохо, что ты такой недоверчивый, подозрительный…
— Жизнь учит, — не задумываясь ответил Вася.
— Се ля вишка, — подхватил подошедший Рома. — Пойдем, Василий Иванович, в гостиницу. Я из дежурных всю душу вытряхну. А может, и уборщицы твои штаны с бельем захватили?
Новиков вспомнил, что ему еще надо поговорить с директором гостиницы о номерах для остальных участников, а потом провести совещание с тренерами, и заковылял вслед за ними.
К вечеру он почувствовал, что вымотался до предела. Надо было бы остаться в гостинице и без хлопот переночевать в Планерной, но обещанный Фанечке разговор с сыном до сих пор не состоялся. Откладывать больше невозможно. И к соревнованиям надо прийти так, чтобы ничто не тянуло за душу.
Сквер посреди Тишинской площади был не самым лучшим местом для душевного разговора. Против рынка — стоянка легковых машин, дальше станция автобусов дальнего следования — жужжанье колхозниц с бидонами и дачников с авоськами, со стороны Грузинской неслись грузовики к Белорусскому, — улица нестрогая. Пыль, вонь бензина, хриплое голошенье радиорупора, так и не выключенного на опустевшем рынке, заглушаемое «Подмосковными вечерами» заскучавшего в ожидании автобуса гармониста.
Новиков сидел на лавочке рядом с сыном и не знал, как лучше начать разговор. Леня засмеялся.
— Ты что? — удивился отец.
— Анекдот вспомнил. Житель Нью-Йорка приехал во Флориду. Море, пальмы, магнолии, кислород. А он чувствует — заболевает. Дышать трудно и сердце. Попросил таксиста — он ему за пять долларов позволил подышать газом из выхлопной трубы. Надышался, и все как рукой сняло.
— Сочувствуешь горожанину? — спросил Новиков. — Нравится?
— Нравится.
— А говоришь, звероферма!
— А звероферма еще больше нравится! — с вызовом сказал Леня.
— Тем более! Если так нравится, можно и подождать два года и кончить школу. Можно и пять лет подождать и кончить пушной институт. Больше пользы от тебя будет.
— Еще неизвестно. Мне-то, во всяком случае, меньше пользы.