Выбрать главу

Спорить с ним бесполезно. Как всегда, бесполезно.

И все-таки он своего добивается: строят дом отдыха, открывают театр в подшефном колхозе, приглашают из Грузии талантливого режиссера, заново оборудуют сценическую площадку. Каждое событие сопровождается родовыми муками и сопротивлением всех, кто может помешать.

В разгар этой бурной деятельности в доме появляется Гениальный и как ни в чем не бывало приглашает отца снова в свой театр.

Разговор происходит наедине, и после ухода Гениального мама спрашивает:

— И ты не послал его к чертовой матери?

— Ты с ума сошла!

— Может, принял приглашение?

— Я колебался.

И тут мама начинает горько рыдать:

— Господи боже мой! Зачем я связала свою жизнь с этим нелепым, беспринципным человеком!

— Да успокойся ты! Почему беспринципным? Я просто пригласил его в наш театр ставить «Макбета».

— Час от часу не легче!

Гениальный не прочь созорничать в театре с вековыми традициями. Ему уже надоело быть Пигмалионом, он истосковался по талантливым актерам, но они-то и боятся его завихрений, и замысел отца не осуществляется.

А бояться-то следовало бы совсем другого. В театре чуть ли не поквартально меняются директора. Новые люди дела не знают и потому одержимы жаждой перемен: один хочет омолодить труппу и отправить на пенсию стариков — гордость театра, другой помешан на гастрольных поездках и собирается закрыть помещение на ремонт, третий изгоняет из репертуара классику. С каждым отец воюет не на жизнь, а на смерть, у него теперь прочная репутация склочника, ему дают понять, что он вмешивается не в свое дело, и переводят в некий творческий союз.

— Как же ты будешь жить без театра? — спрашивает мама.

— Лучше с актерами без театра, чем в театре без актеров.

В сущности, ему предложили синекуру, но как бы он оскорбился, если б догадался об этом! Деятельность союза вскоре принимает другой масштаб. Где-то в парковой зоне роют котлованы для фундамента Дома ветеранов, на окраине города открывают фабрику грима, а в самом союзе — музей провинциальных актеров. Теперь я слышу телефонные баталии то по поводу налогов с товарооборота, то в связи с годовщиной со дня рождения Иванова-Козельского, Гламы-Мещерской, Модеста Писарева и прочих давно опочивших корифеев провинциальной сцены. На стенах столовой появляются фотографии дам с турнюрами и мужчин в рединготах.

Отец с блестящими речами выступает на похоронах всех выдающихся актеров, с достоинством ставит венки к изножию гробов. Венки от союза всегда самые красивые, он лично заказывает их в цветочных магазинах.

Когда началась война, мне показалось, что отец мгновенно постарел. Потом я поняла: он впервые в жизни задумался. Оцепенел. Его пришибла мысль, что теперь надо действовать иначе, что, может быть, все театры и творческий союз не самое главное для судьбы страны, что, может быть, они просто ни на что не нужны. Что в море бедствий, нахлынувших на нас, вся его бурная деятельность бессмысленна. В растерянности он сделал несколько судорожных движений: полез на крышу нашего шестиэтажного дома тушить зажигалки. Его сволокли оттуда под руки. Крыша покатая, а он и на ровном месте спотыкался. Потащил нас с мамой в бомбоубежище, а сам вернулся домой: собаку стало жалко. Пошел записываться в ополчение — не взяли из-за возраста. И вдруг, испытав огромное облегчение от своих неудачных попыток, он занялся организацией фронтовых бригад и снова произносил высокоторжественные речи, напутствуя отъезжающих актеров, целовал в лоб молоденьких актрис, совал им в карманы банки с консервами и заметно помолодел.

В Москве почти не осталось театров. Одни закрылись, другие эвакуировались, творческий союз отправляют не то в Чувашию, не то в Мордовию, но для ветеранов нет места в теплушках.

И снова отец сражается у телефона:

— Это же люди! Поймите — люди! Детей в первую очередь? Дети — наше будущее, старики — наше прошлое. Как же мы победим фашизм, если пожертвуем нашим прошлым? А кто вас призывает жертвовать будущим? Ресурсы надо находить, ресурсы! Мозгами шевелить, дорогие товарищи!

Союз отправляют в Чебоксары, отец остается в Москве пробивать эвакуацию стариков. Месяца полтора проходит в жарких схватках, но в конце концов побеждают темперамент и напор. Ветеранам выделили целую баржу, выезжать надо наутро.

Всю ночь отец то составляет план размещения на барже стариков в соответствии с возрастом и былыми заслугами, то сует в чемодан свои реликвии: сорок белых воротничков, рецензии елецкой газеты тридцатилетней давности, серебряное пресс-папье — презент от труппы — и письма Орленева.