— Это тебе так кажется, ведь Марките было десять лет, когда отец умер, с той поры пошел уже седьмой год, так что ей будет семнадцать. Енешу двадцать четыре, разница хорошая. Есть такая поговорка: «Сына жени когда хочешь, а дочь отдай замуж когда можешь». Зарубы люди хорошие. Енеш у них единственный сын, лучшего Марките и не пожелаешь.
— Если и Маркита того же хочет, я ничего против не имею, Зарубы хорошая семья.
— Ты же знаешь, Иржик, я бы не заставляла ее, если бы она сама не хотела, но они друг в друге души не чают. Коль и ты согласен, стало быть, можно и сосватать их, пока ты тут будешь, а после жатвы — свадьба. Ах, Иржик, как бы я хотела и тебя женатым видеть! Я уже стара, долго ли еще протяну? Что станет с твоим хозяйством, когда Маркита уйдет? Ты не обратил внимания на Верунку, сестру Енеша? Девчонка красивая, хорошая, одного возраста с нашей Маркитой.
— Ну, я с моим возрастом ей не гожусь, матушка, по вашим же расчетам, ведь я на семь лет старше Енека. Между нами была бы слишком большая разница! — улыбнулся Гаек лукаво.
— Несколько лет больше, несколько лет меньше — это незаметно, если люди любят друг друга, ведь недаром есть поговорка о том, что лучшая разница лет, когда «мальчик на лугу, а девочка в колыбели». Послушай, Иржик, моего совета, женись на Верунке, и ты хорошо сделаешь, и мне будет спокойнее.
— Я знаю, матушка, — сказал Гаек, беря мать за руку, — вы хотите, чтобы я женился ради себя, а не только ради вас. Поэтому прошу вас, не уговаривайте меня больше, чтобы я женился на той или на этой. Верунка красивая, хорошая, но жениться на ней я не хочу. Я уже, матушка, выбрал себе по сердцу... если не добьюсь ее, то на другой не женюсь!
— Иржик, сын мой, да уж не вен...
— Не бойтесь, матушка, — прервал ее Иржик, — она не венка и не городская. Она из нашего сословия, красивая и такая же добрая, как вы, матушка.
— Так почему же ты не приведешь ее, коль думаешь, что будешь с нею счастлив?
— Да потому, что сперва я должен узнать, любит ли она меня.
— Как же она может тебя не любить? — удивилась мать.
Гаек на это только улыбнулся, а так как в это время вошла Маркита, шепнул матери, чтобы та его не выдавала.
Он не мог понять почему — то ли от того, что Маркита уже стала невестой, то ли потому, что раньше обращал на сестру мало внимания, — но она показалась ему намного взрослее и красивее, чем раньше. Он посадил ее рядом с собой на скамью, а мать поведала дочке, о чем с Иржиком договорились. Маркита зарделась, как калина, и слезы брызнули у нее из глаз... слезы, которые взор не туманят. На другой день в доме Гаеков состоялся сговор и было решено, что сразу после жатвы будет свадьба.
Воскресенье выдалось великолепным. У Мадленки целые полдня были свободны, она ждала этого всю неделю, потому что договорилась с пани Катержиной и Михалом выбраться за город. Ленка тоже должна была пойти с ними, Анинки же не было в Вене. За короткое время у девчат вообще произошли кое-какие перемены. Анинка стала печальной, и никто не знал почему. Ленка уже не служила, а жила в семье одной знакомой пани Катержины, зарабатывая на жизнь шитьем белого белья. Сперва пани Катержина и слышать не хотела, чтобы Ленка бросила службу, но, видя ее железное упрямство и опасаясь, как бы она не обратилась еще к кому-нибудь и не попала бы в плохие руки, нашла ей место и заботилась о заказах. Но пани Катержина не знала о том, что Ленку любит молодой человек, сын богатого фабриканта, и что она его тоже любит и из-за него ушла из служанок. Она видела в Ленке лишь упрямую, гордую натуру и нежелание слушаться. Мадла обо всем знала, но выдавать Ленку не хотела. И только сама не раз уговаривала ее не связывать свою судьбу с господским сыном, чтобы потом не быть несчастной.
— Даже если бы я знала, что буду с ним несчастной, все равно не оставлю его, — говорила Ленка, — я ведь не боюсь, что он меня обманет. Он сказал мне, что если родители не позволят ему на мне жениться, он уйдет из дому, найдет себе где-нибудь работу, а на мне все равно женится. Работать я тоже умею, почему бы нам не пожениться?
И всякий раз Мадле приходилось умолкать. Ведь по собственному опыту она знала, что бесполезно отговаривать кого-нибудь от того, что ему мило, хотя и наполовину гнило.
Пани Катержина, узнав через Анчу, что место у Мадленки не такое уж хорошее, как она предполагала, очень расстроилась, но стала уважать Мадлу еще больше за то, что девушка ей об этом ни словечком не обмолвилась.
Закончив свою работу и переодевшись в простое, но красивое платье, которое сшила для Вены, Мадла отправилась к пани Катержине. Та была уже готова, оставалось надеть чепец. Пан Михал, сняв сюртук, сидел за столом и курил. Анча чистила куртку на Яноуше щеткой.