— Хоть бы уж господь бог его принес! — вздохнула Мадла, все время опасавшаяся, что ее станут искать и найдут тут.
— Ну наконец-то, папаша, два воза, один пароконный, второй с одним конем... сам большой... все сходится точь-в-точь, это не кто иной, как папаша Гаек, все так, как мне его описали в Малой Скаличке.
— Ах, Бетушка, теперь, когда он здесь, мне так хочется вернуться! Сердце мое разрывается. Ты пойдешь домой, а я останусь тут одна, как липа в поле. Бог знает, увижусь ли я с вами еще когда-нибудь.
— Ах ты горемыка, слышала бы это тетка, от тоски бы вся иссохла. Что это еще за выдумки, как можно говорить, что вы не вернетесь?.. Гора с горой не сходится, а человек с человеком... разве не знаете?.. Даст бог, опять увидимся в добром здравии и я еще на вашей свадьбе станцую.
— Ну да ты всегда веселая, а каково мне, не знаешь, — ответила Мадла, и глаза ее наполнились слезами.
— Что ж, речи говорят, хлеб едят, вода течет, а человека иногда разные заботы волнуют, только, девонька, что смеетесь вы, что плачете — все одно, поэтому будьте всегда веселой и помните, что царство божье всюду.
Тем временем возы подъехали к трактиру, где слуга уже ждал с сеном, потому что издавна тут Гаек либо до полудня, либо после обеда давал коням корм. Трактирщик, еще издали сняв шляпу, тоже вышел, чтобы поздороваться с Гаеком. Стали говорить про груз, трактирщик хвалил лошадей Гаека, а Гаек говорил о других лошадях, как это бывает среди людей подобных профессий. У каждого сословия свои нравы.
— Иди, Бетушка, скажи ему обо мне, — попросила Мадла, — ты смелее меня.
— Может, сперва с его батраком поговорить, что и как, не хотите?
— Зачем? Ведь батрак тут не распоряжается, ты иди, Бетушка, передай ему привет от тетки.
— Да вы сами идите, Мадла... вам ведь нечего стесняться, он такой же человек, как и мы. Ваше слово ему будет приятнее, идите же, а кроме того, я с ним тоже поговорю.
— Похоже, Гаек, эти женщины хотели бы ехать с вами, они ждут вас тут с раннего утра. Поговорите с ними... а я пока приготовлю завтрак, — с этими словами трактирщик скрылся за дверью, оставив Гаека снаружи, а к дверям в это время подошла Мадла с Беткой.
— Вижу я, — начал Гаек первым, — вы хотите, чтобы я вас немного подвез?
— Я-то нет, папаша, — ответила Бетка, — это вот наша Мадла хочет в Вену, а я только провожаю ее.
— Вы, барышня, одна едете в Вену? Наверное, к знакомым? — с некоторым удивлением спросил Гаек, не спуская глаз с ее чуть зардевшегося лица.
— У меня там ни души. Думаю поискать работу, — тихо ответила Мадла.
— Работу!.. Разве у вас нет ни родителей, ни друзей, что приходится идти служить? — продолжал расспрашивать Гаек.
— Родители у нее есть, мать — родная, а отец умер, когда ей было девять лет. Это случилось восемь лет назад, на святого Георгия. Мать снова вышла замуж, так что у нее есть отчим. И тетка... Мадла, ты что должна передать папаше?
— Бетушка, милая, наверное, тетя ошиблась, ведь с той поры, что она пряжу в Градец возила и, как она сказала, папаша ее вез, прошло много лет. Она еще говорила, что у папаши был сын подросток, который ей в Градце дорогу показывал.
— Теперь я понял, о ком речь, — засмеялся Гаек, — это она про моего отца говорит, а подростком был я. С тех пор, надо сказать, много воды утекло. Мой отец умер, и теперь этим делом занимаюсь я, отца люди называли «папаша», а теперь так называют меня по привычке... хотя никакой я не папаша.
— Ну, это все равно. Так вот, папаша, тетя эта тоже вас просит, чтобы вы девочку взяли c собой... все к вам с удовольствием обращаются.
— И я тоже всегда готов услужить, так что и эту девушку охотно возьму с собой, а если смогу ей чем-то помочь, буду очень доволен. Только вот что, барышня, послушайте моего совета: если можете остаться дома — останьтесь, если не можете, тогда служите здесь за небольшую плату и не стремитесь в Вену, там служба тяжкая... Заработок в Вене может вам дорого обойтись... многие за это даже жизнью заплатили. Мне вас жаль!
— Я вам верю, папаша, — ответила Мадла, и в глазах ее заблестели слезы, — я с радостью бы осталась дома, но это невозможно... мне надо ехать. Поэтому я и хочу служить далеко от дома, где меня не знают.
— Ну, коль это так, я с удовольствием возьму вас с собой. Подождите тут еще немного, я сейчас вернусь. К передним коням не подходите, они не всегда добрые и никого, кроме меня, не слушаются.
Он повернулся и вошел в трактир.
«Что заставляет ее уехать... почему она так торопится в Вену?» — эти вопросы бередили ему душу пока он разговаривал с трактирщиком.