Выбрать главу

— Налей-ка вина Гаеку, Анча, — прервала ее хозяйка, и, чтоб Анча не смогла продолжать, заговорила сама:

— Я уже точно во сне вспоминаю ту деревню, горы и леса вокруг, вспоминаю, как там все было зелено и красиво, когда мы ходили по ягоды, и что всех там звали Едлички. Потом родители мои умерли, хата перешла к брату, он женился, а я взяла узелок за спину, да и пошла работать в Будейовице, а оттуда приехала со своей хозяйкой сюда и с тех пор живу здесь; чего я только здесь не испытала — и хорошего и плохого. В прежние годы иногда еще снились мне наша деревенька и зеленые леса, и все это во сне казалось таким красивым, что под утро мне становилось тоскливо.

— Я тоже долго не могла привыкнуть, а хуже всего мне казался здешний обычай носить воду в кувшине на голове, — заявила Анча.

— Да, приходится поучиться, пока привыкнешь к этому. Советую вам, Мадленка, прежде чем вам придется пойти за водой, поучиться этому дома. На голову кладут мягкий кружок вроде венца, а на него уже ставится кувшин — чтоб голове не было больно и кувшин стоял прямо. Сначала научитесь носить пустой кувшин, а уж потом — полный, и раньше ходите с ним по кухне дома, пока не привыкнете правильно держать голову и тело. Завтра я вам покажу, — проговорила госпожа Катерина.

— Спасибо, но разве нельзя мне будет носить воду ведрами? Я к ним привыкла, носить их легко да и воды сразу много принесешь, — робко сказала Мадлена.

— Милая девушка, конечно, так вы больше бы принесли воды, но везде свои обычаи, и здесь у господ посуда нарочно приспособлена к этому. В Праге, например, воду носят на спине, в путнах. Такая путна с водой весит фунтов шестьдесят, и когда ее вносишь на третий или четвертый этаж, ноги трясутся как осиновый лист и дух захватывает. Зато больше всего воды сразу принесешь в путне, что верно, то верно.

— Нет, всего лучше бадьи, в которых у нас воду носят — их легче всего носить, — высказала свою мысль Анча.

— Бадьи? — спросили Гаек и Мадла в один голос.

— В такую бадейку, — объяснила госпожа Катерина, — входит столько же, сколько и в большое ведро. Она круглая, и сверху у нее — железная дужка, за которую ее подвешивают на коромысло. Коромысло делается из жерди, немного выгнутой посредине, там, где оно лежит на плечах. Бадьи обычно делаются из мягкого дерева, обиваются железными обручами; у богатых обручи медные, бадьи выложены узором из более темного дерева, цепочки кованые. У бедных вместо цепочек веревки, вместо железных крючьев деревянные и бадейки обиты деревянными обручами. Когда несут воду, то цепочками придерживают бадейки, чтобы они не раскачивались; идти с ними очень легко: тяжесть лежит только на плечах.

— Везде свои обычаи, и кто хочет жить в ладу с людьми, должен волей-неволей покориться этим обычаям, — сказал Гаек.

За разговором ужин был съеден, и Анча стала убирать со стола; но Михал снова налил вина, и все выпили за общее здоровье и за «кому что нравится». Мадла упиралась, но ей пришлось сдаться. От вина она повеселела. Начался разговор о различных вещах, о ремесле, о знакомых, о том, как кто живет, и о себе самих. Наконец Гаек заговорил о мальчиках, которых он оставил в корчме под присмотром Якуба; он спросил у Михала, не знает ли тот какого-нибудь мастера, который бы взял их в учение.

— Это может быть и другой какой ремесленник, не обязательно сапожник, — добавил он, — лишь бы был порядочный и мягкосердечный человек.

— Дружище, — сказал Михал, — если б эти парнишки могли платить, я бы тебе десяток таких мастеров сыскал, но кому же охота брать ребят на несколько лет, разве что захотят сделать из них домашних рабов; а как появится какой-нибудь мастер-бессребреник, у которого ученикам хорошо живется, тотчас слава о нем идет по всей Вене и ученики к нему валом валят.

— Дядюшка, — проговорил Яноуш, — на Охотничьей улице есть столяр; его зовут Крчек, так вот, ему нужен ученик — сегодня он говорил об этом в кузне нашему мастеру.

— А, Кершек, — сказал Михал, будучи не в состоянии правильно выговорить это имя, — действительно, это человек хороший, но строгий. Если он возьмет твоих мальчишек, они могут благодарить тебя.

— Я уже не раз обращал внимание на его вывеску, и мне приходило в голову, что это, наверное, хороший человек, потому что он написал по-чешски свое честное имя, не то что многие, которые перекраивают свои имена на немецкий лад, так что и сам бог их не прочтет, — сказал Гаек.