Когда на третий день под вечер Гаек подъезжал к Малой Скаличке, женщина, сидевшая под деревом около дороги, поднялась и быстро подошла к возам. То была старая Бетка.
— Благослови вас бог, дядюшка, я с самого полдня жду вас здесь, ну вот, слава богу, и дождалась. Как там Мадленка, привезли ли вы нам от нее весточку? — спросила она, схватив Гаека за руку.
— И письмо вам везу и всем приветы, — отвечал Гаек, сунув руку в карман жилета; но, ничего не вынув оттуда, продолжал: — Пройдемте немного вместе, если можете, я расскажу вам о Мадленке то, о чем она не могла написать. Потом отдам вам письмо.
— Ах, мой светик, да как же мне не проводить вас немного, ведь я дождаться не могу, так хочется услышать о том, как там живется нашей девочке! — с радостью отвечала Бета.
Гаек вкратце рассказал ей, как они доехали до Вены, о пани Катерине и вообще все, о чем надо было знать тетке; то, что касалось его самого, он опустил. Бетка не пропустила ни словечка, и вопросам ее не было конца. Рассказав самое главное, Гаек спросил, знают ли родители Мадлы о том, где она, и как они к этому относятся.
— И-и, вся деревня знает уже, что Мадла в Вене, только никому не ведомо, у кого она служит, даже и мы не знали; но и сейчас мы никому не скажем. Мать на нее не сердится, а отчим и видеть ее не хочет и знай себе держится за своего мельника, этого безбожника. Тетка боится: мельник грозился найти Мадленку и в Вене, потому что он любой ценой хочет ее получить; ходят слухи, что он собирается продать мельницу. Скажите ей, дядюшка, чтоб она остерегалась. Да тетка долго и не оставит ее там. Вам-то я могу рассказать, дядюшка, — Томеш, сын судьи, не прочь жениться на ней; они знают, что тетка все свое добро откажет Мадле, вот судья и думает, что Томешу это было бы кстати. Да и тетке этот брак по душе — Томеш честный парень, хорошо воспитан и хозяйственный; он на год будет постарше Мадленки.
— А любит ли его Мадленка? — нерешительно спросил Гаек.
— Этого по совести сказать не могу, кто же может человеку в душу заглянуть? Насколько я знаю, Мадла никого еще не выбрала. Но чего нет, то может случиться, когда она вернется домой, — проговорила Бета и долго еще рассказывала о том, как все скучают по девушке, как тетка с утра до ночи ее вспоминает, а под конец спросила про Вавржинека. Узнав, что никто о нем не слыхал, старая Бета пожалела мальчика.
Доехав до Малой Скалички, Гаек отдал Бете письмецо, напоминая, чтоб они скорее готовили ответ — долго дома он не задержится. Поблагодарив возчика, Бета ушла, а он продолжал свой путь, полный новых тревожных мыслей.
Старуха Гаекова очень любила своего сына, и когда он приезжал домой, в доме воцарялся светлый праздник. Приходили соседи проведать его, он, в свою очередь, отправлялся посидеть в компании, летом — под деревом у корчмы, зимой — в самой корчме. Его охотно слушали даже старики: единственные новости, которые доходили до деревни в течение года, привозил Гаек. На этот раз Гаека нетерпеливо ждали сестра и молодой Заруба; от его слова зависело их счастье. «Потерпите немного, я раньше с Иржиком сама поговорю», — сказала им мать в то утро, когда приехал Гаек. Хотя он и не подал вида, что его что-то мучит и угнетает, мать сразу увидела, что голова его чем-то занята. Она пыталась расспросить сына, но ничего не узнала. Тогда она пошла на хитрость, решив все выведать у Якуба — уже не раз пробовала она так делать, но всегда безуспешно. «Вот человек, этот Куба, — говорила старуха дочери, — я говорю, говорю, и все как об стенку горох, слова из него не выжмешь». Зная, что у Гаека бывают различные заботы в его деле и много расходов, она в конце концов этому и приписала перемену в сыне.