— На английском, пожалуйста.
Она поворачивает голову в мою сторону, все еще сияя от счастья.
— Ах да, конечно. Простите. Я сказала внуку, чтобы он немедленно поставил меня на землю и не выставлял дураком перед тобой.
У нее более сильный акцент, чем у Алекса, но она прекрасно говорит по-английски, и я рада, что между нами не будет языкового барьера.
— Я так рад тебя видеть, бабушка, — говорит Алекс и громко целует ее в обе щеки, прежде чем осторожно опустить на землю.
Она приглаживает свои седые волосы, ее глаза сверкают.
— Ты и вполовину не так рад, как я, Алекс. Ты всегда заставляешь солнце светить ярче, когда приезжаешь.
Я не могу не заметить, что молодые женщины слегка напрягаются во время этого обмена любезностями. Теперь они обе смотрят на меня, и в их глазах ясно читается враждебность.
— Синди, — говорит Алекс, тепло улыбаясь мне. — Это моя тетя, двоюродная бабушка. Бабушка, это Синди, моя невеста.
Тетя Алекса подходит ко мне. Секунду она внимательно сканирует меня, а затем тоже улыбается, и я чувствую, что первое испытание прошла.
— Ты сделал правильный выбор. Она красивая, — одобрительно говорит она Алексу.
Холодный, непостижимый человек, которого я застала за мошенничеством в казино, медленно улыбается ей. Теперь я понимаю, почему он так старался сделать ее счастливой. Он действительно ее очень сильно любит.
Его двоюродная бабушка поворачивается ко мне.
— Добро пожаловать в Уинтер Хаус, моя дорогая. Поскольку ты теперь почти член семьи, можешь называть меня бабушкой, как и все остальные.
Она протягивает ко мне свои тонкие руки, и я делаю шаг вперед, позволяя им сомкнуться вокруг себя. От нее пахнет сухими цветами, изысканным, но старомодным ароматом, который принадлежит другому миру. Я подавляю беспокойство в животе, обманывая эту прекрасную старушку. Ее любовь к Алексу такая искренняя и открытая. Я даю себе обещание не причинять ей боли. Она отпускает меня, и я тепло улыбаюсь ей.
— Так приятно наконец-то познакомиться с вами. Алекс так много рассказывал мне о вас, — говорю я.
— О, уверяю вас, это все ложь. — Смеется она.
Я чувствую, как рука Алекса мягко опускается мне на поясницу. Поднимаю без опаски на него глаза, и что-то вспыхивает между нами. Отчего мое сердце замирает. Он тоже это чувствует, потому что я вижу, как дергается нерв на его щеке, а потом он с улыбкой поворачивает меня к другой женщине.
— А эта замечательная женщина, моя дорогая, Валерия.
— Привет, — мягко приветствую я скромную женщину.
Она кивает в ответ. Выражение ее официальное, но в то же время в нем есть теплота и приветливость, и у меня складывается впечатление, что Алекс не выдумывал говоря, что Валерия почти член семьи.
— А эти две юные леди — мои кузины, — продолжает он. — Петра и Анастасия. — Он показывает на надменных сестер по очереди. Петра, блондинка, улыбается фальшивой улыбкой, что я чуть не смеюсь в ответ. Анастасия, по крайней мере, делает над собой усилие и одаривает меня более открытой улыбкой.
— Привет, — говорю я, слегка махнув рукой.
Я не получаю ответа и взмаха руки, но прежде чем момент может стать неловким, Алекс разворачивает меня к своей бабушке.
— Давайте зайдем внутрь, — говорит она с улыбкой. — Может, вы хотите освежиться перед ужином? Вы, должно быть, проголодались от путешествия.
— Я умираю с голоду, — признаюсь я.
Бабушка смеется.
— Хорошо. Каждый раз повар готовит такое количество еды, что можно накормить целую армию, когда приезжает Алекс.
Мы все разворачиваемся и заходим в особняк. Внутри по крайней мере на несколько градусов прохладнее. Должно быть, из-за серого в прожилках мрамора. Я поражена, глядя на высокие потолки, украшенные замысловатой лепниной и позолотой. Дом — настоящий дворец с мраморными статуями и массивными старыми картинами, написанные маслом, такие можно увидеть в музее или художественной галерее. Наши шаги эхом отдаются в огромном дворце.
— Вы, кажется, поражены, — замечает бабушка.
— О, простите. Но так красиво... — я замолкаю, когда кузины Алекса противно хихикают.
Бабушка бросает на них взгляд, и смех мгновенно прекращается. Она поворачивается ко мне, и я вижу игривый огонек в ее глазах.
— Вам стоило взглянуть на все величие еще до революции, — говорит она. — Многое вынесли отсюда. То же самое происходило при каждой революции. К счастью, мне нравится немного цвета и воздуха, поэтому скорее мне сделали одолжение, много чего конфисковав. В любом случае, мои комнаты вон там, я больше не поднимаюсь по лестнице. Я с нетерпением жду встречи с вами за ужином. — Отвернувшись от меня, она говорит: — Вэл, дорогая, не могла бы ты показать этим двоим их комнаты?