Выбрать главу

Романов Пантелеймон Сергеевич

Хороший комитет 

Эпоха 1917 г.

Всяких мешков и сундуков было столько, что ими заставили все углы и проходы в вагоне.

Маленький веснушчатый солдатик едва втащил свой пятый мешок. От напряжения и возни у него оторвался сзади хлястик, и шинель распустилась балахоном.

— Мобилизуетесь? — спросил его солдат в стеганой ватной куртке с тесемочками.

— Да, с фронту, — отвечал солдатик, вытирая руки о штаны.

— Я уж по вещам вижу.

— Все руки, нечистый их возьми, оттянул.

— Не дай бог, сам возил, знаю. А помногу досталось?

— Да вот все тут. Да еще раньше домой свез почесть столько же.

— Пудов десять будет, — сказал третий, высокий солдат, свертывавший папироску, бегло взглянув на вещи. — Через комитет делили?

— Через комитет.

— О!.. Значит, хороший комитет. А в других местах едут безо всего. Смену белья дали да шинелишку с сапогами, и буде.

— Это верно, — сказал голос с полки, — у нас в полку тоже так-то, ничем не дали попользоваться; только что сами раньше ухватили, то и есть.

Все оглянулись на голос.

— Очень просто…

— Нет, наш комитет хороший, — сказал владелец мешков, — у нас почесть все поровну. Одного сахару пришлось по пуду на человека.

— По пуду!..

— Да… а какие раньше еще ухватили, когда не знали, что дележка будет, и думали, что все в казну отойдет. Шинели по три штуки, консервы эти, уздечки, седла, ну, — словом сказать, — все, что на себе унесть можно. А что тяжелое — на месте распродали: повозки, лошадей там…

— Поровну тоже?

— А как же!

— Хороший комитет, — сказали в один голос несколько слушателей, не принимавших до того участия в разговоре. — Это редкость.

— Обиды, можно сказать, не было, — сказал солдатик скромно и, загнув руки за спину, стал прикреплять сзади хлястик, весь сморщившись от напряжения, в то время как слушатели молча смотрели на него и ждали, не скажет ли он еще чего-нибудь.

— А вот у нас комитет — так собачий был!.. — сказал голос с полки, — ничего не дали. До какого паскудства дело доходило: белье, скажем, сносилось, приноси старое, тогда получишь новое.

— Последнюю рубаху дерут.

— А отчего у вас комитет собачий был, — спросил солдат в стеганой куртке, ты не знаешь?

— Ась?..

— Отчего, говорю, комитет собачий у вас был? — повторил солдат в стеганой куртке, прибавив голоса.

— Отчего? Кто ж его знает отчего.

— То-то вот… Оттого, что у самих мозги курьи. Сами же выбирали, а вышел — собачий. У нас тоже заикнулись было: «Не позволим, расхищение достояния», так на другой же день слетели, новых выбрали.

— Вот так не позволили!..

— Это тоже глядя по фронту: на одном хорошо было, а на другом беспорядок, не хуже северного. Там дюже плохо было.

Поезд остановился у станции. Окно спустили и высунулись. Напротив стоял товарный поезд, очевидно только что подошедший. Из отодвинутой широкой двери поспешно вылезали солдаты и спускали на платформу вещи.

— Ну, у этих не жирно, мешочек-другой и — обчелся. Должно, с северного, сказал солдат, куривший папироску и, по-видимому, знавший все порядки.

— С какого фронту?.. — спросил солдатик с оторвавшимся хлястиком, высунувшись в окно.

— С северного… — ответил угрюмо солдат, вытаскивавший мешок из вагона.

— Ну вот, я говорил, что с северного. На северном совсем, можно сказать, мало взяли.

— Врасплох захватили?..

— Да. Да и порядку настоящего не было. Зато западных сразу узнаешь.

— Нет, наш комитет, можно сказать, на диво, — как только стали доходить слухи, так комитет прямо вынес решение…

— То-то, вот какие понимают по-божески, а какие норовят…

— Нет, у нас на диво, — повторил солдат с оторвавшимся хлястиком. — Я, можно сказать, всю семью одел. Сейчас все солдатами ходят: и отец и дед. Даже баба и та в офицерской непромокайке ходит.

— Тоже досталась?

— Нет, с товарищем поменялся. Мне-то она подходяща.

— А у нас умные головы пулеметы делить додумались. Два пулемета в полку, а они их делить, кому винтик, кому что.

— Нешто это можно?.. — сказало сразу несколько голосов.

Солдат в стеганой куртке на это ничего не ответил.

— У нас пулеметы продавали, а уж деньги делили, — сказал солдатик, хваливший свой комитет.

— Вот то-то что понятие-то разное бывает. У них вон люди с разумом, а у нас все лукошки набраты. Так никто ничем и не пользовался.

— Да на винтике-то на этом далеко не уедешь.

— Что ж там…

— Ох, и дешево же эти пулеметы шли. Иные откупали, себе везут.

— И пулеметы везете?

— Мы все везем. Это сообчение отчего-то разладилось, а то бы… Сейчас уж берешь, что нужное только.

— А вот наши раньше мобилизовались, — сказал опять голос с полки, — так чего только не навезли…

— Это с западного, что ли?

— Да, когда первые года шли.

— Тогда лучше было. И опять же западный фронт. Другого такого не было.

— Вон, какие-то едут, по вещам и не разберешь, — сказал высокий солдат, когда проезжали мимо полустанка, — не много, не мало — середка наполовине.

— Откедова вы?..

— С кавказского… — ответил голос из-за окна.

— Ну вот, я уж вижу, не то и не это.

— А куда вы пулеметы продавали? — спросил молоденький солдатик с безусым лицом и в рваной шинели.

— Куда… — не глядя на спрашивающего, недовольно проговорил солдат, хваливший свой комитет. — С фронту ты едешь или нет? — спросил он, уже прямо глядя на молодого солдатика.

— С фронту…

— По делу-то не видно, что с фронту. Все долго молчали, подозрительно поглядывая на рваную шинель.

— Ну, а насчет денег как?

— Насчет каких?..

— Да опять же полковых? — .

Солдат с хлястиком некоторое время молчал.

— Деньги не тронули, — сказал он наконец, — потому деньги — это государственное.

— Кто это вам сказал?.. — быстро спросил высокий солдат.

На него все оглянулись и ждали.

— Кто сказал… комитетчики.

— Нет, это значит, не государственное, а что как вы есть ослы, дураки, лукошки, то и везите себе винтики, а они это государственное себе повезут.

— Чтоб легче было!..

— Вот-вот.

— То все было народное, а как до денег дошли, так сразу изделалось государственное, — заговорило несколько голосов.

— Они думают, что ежели залез в комитет, так греби один, а людям не надо.

— С винтиками обойдутся… — сказал солдат, резавший краюшку хлеба.

Солдат, хваливший свой комитет, стоял озадаченный, как бы плохо понимая, и только оглядывался во все стороны на говоривших.

— Околпачили здорово… — сказал кто-то.

— Дуракам-то, видно, кого ни выбери, все равно один толк, — сказал солдат в стеганой куртке, — остолопов выбрали, добро промеж пальцев пропустили, по винтикам, а на умных наскочили — эти околпачили.

— А ведь и то чтой-то промахнулись… — сказал наконец солдатик, хваливший комитет. — Ну да подожди, в третий раз поеду, тогда уж…

Но его уже никто не слушал.

— Во, во! — закричал солдат в стеганой куртке, что-то увидев в окно.

Все оглянулись и сдвинулись у окна. Из товарного поезда, стоявшего на втором пути у станции, вылезали солдаты и тащили, шатаясь от тяжести, огромные мешки.

Высокий солдат до половины высунулся в окно и крикнул:

— Откедова везете?

— С западного… — донеслось оттуда.

— Без комитета делили?

— Без комитета.

— Вот это я понимаю! А то жди — хороший он попадется либо нет, а тут уж без ошибки.

1918

~ 1 ~