Так вот, я вышла из нашей спальни, и две пары округлых глаз пристально уставились на меня. Дамир как всегда первый пришёл в себя, вежливо улыбнувшись. А Стас сидел, открыв рот, и непростительно долго пялился на мой наряд.
Теряясь под его взглядом, я неуверенно провела рукой по подолу своего чёрного платья-футляр, оно было абсолютно простенькое: средней длины до колен и с открытыми плечами. Волосы решила оставить распущенными, теперь они кудрявыми волнами лежали на моих плечах, играя на свету множеством оттенков сиреневого и фиолетового. Единственная вольность, которую я себе позволила, были ботинки на платформе с тяжёлым каблуком. Зато колготки были самые обычные.
Дам толкнул Чернова локтём в бок.
— Отомри.
А я уже почти залилась краской, не понимая такой его реакции.
— Ну?
Стас тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения, растянул губы в улыбке и довольно заключил:
— Ты удивительная. Моя удивительная.
Так и получилось, что удивительная я в окружении двух шикарных мужчин в костюмах сидела на свадьбе своих родителей и изнывала от ненужного внимания.
Хотя нет, уже не так уж и изнывала, потому что действия Чернова таки возымели свой результат, и я забыла практически обо всём, растворяясь в своих ощущениях.
Дамир учтиво кашлянул, напоминая нам о себе.
— Пойду-ка я прогуляюсь.
На что Чернов лишь хмыкает, выпуская поток горячего воздуха мне в шею, после чего я практически начинаю тонуть в своей нежности к нему. Правда вовремя прихожу в себя, пытаясь вырваться, и недовольно бурчу:
— Стас!
— Что, Стас?
— Я тут нервничать пытаюсь!
Вместо ответа он закатывает глаза, ненавижу эту его манеру. В отмеску скидываю его руки, пытаясь скрыть своё смущение. Мне пока сложно даётся контроль над собственными чувствами, но я учусь. И гордо удаляюсь в сторону уборных, под дружные усмешки братьев.
Впрочем, стоит мне удалиться от них на несколько метров, как родные смешки сменяются назойливым шёпотом, который не может заглушить даже громкая музыка. Пробираясь через толпу, я слышу много всего про себя и маму. Особенно интенсивно нас обсуждают в компании, сложившихся вокруг моих свободных сестёр. Какая прелесть.
Поход в уборную даётся поразительно тяжко. Может быть, дело в том, что отец никогда осознанно не вводил меня в круг семьи или друзей? Да, он с гордостью представлял меня на своих концертах, зрителям было всё равно, а вот для всего остального мира я так и оставалась… частью семейного скандала, который принято было обсуждать и обсасывать за кулисами, на чужих кухнях, да и просто за спиной.
Не то чтобы это сильно мешало мне жить, мама же научилась как-то с этим справляться, значит и я должна. Но обратный путь до парней даётся мне не легче.
Чернов обеспокоенно ловит мою руку и притягивает к себе, чтобы усадить на свои колени.
— Опять завелась?
— Стас, — непривычно серьёзным голосом прошу я. — Пообещай мне, что ты сделаешь всё возможное, чтобы никто и никогда не посмел назвать твоего ребёнка нагулянным.
Он долго и пристально смотрит мне в глаза, после чего коротко кивает.
— Пусть только попробуют.
И мне самой становится легче. Правда. Истории бывают разные. Семьи бывают разные. Но грязь и стыд мы привносим в них сами. Мой отец делил свою жизнь на две части, в результате чего, мы с мамой долгую жизнь чувствовали себя на вторых ролях. Но это неправильно. Здесь нет, ни вторых, ни первых. И я не хочу, чтобы Чернов рвал себя на половины, поэтому я буду учиться общаться с Настей, чего бы это мне не стоило. А любить их ребёнка я и так буду, ведь он его, и других вариантов здесь просто нет.
Когда в зале появляются папа и мама, все мои рассуждения и мысли теряют смысл. Вообще всё теряет смысл. Я вижу родителей радостными, счастливыми и влюблёнными. И только это сегодня важно. А все предрассудки… пусть идут куда подальше, я устала бороться со всеми этими ветряными мельницами.