Гюнтер, окаменев, сидел неподвижно секунду, затем почти машинально выложил еще одну карту.
— А вы думаете, американцы гораздо лучше?
— Ну, может, и не так, чтобы очень, — сказал Джейк, переводя глаза влево, в сторону Далема. — Но тут иное. Тут выбор. — Он отвернулся от карты. — У вас есть выбор.
— Работать на американцев.
— Нет, снова стать полицейским. Настоящим.
Минуту оба молчали, так что, когда дверь содрогнулась от резкого стука, он показался еще более громким в плотной тишине. Джейк встревоженно поднял глаза, ожидая русских, но это был Берни. Он ввалился в дверь с папками под мышкой, как и в тот первый вечер на Гельферштрассе, когда столкнулся с тарелкой. На сей раз вид Джейка остановил его на середине броска.
— А вы где были? Вас все ищут.
— Слышал.
— Хорошо, что вы здесь. Меньше беготни, — сказал он, ничего не поясняя, и направился к столу. — Ви геец, Гюнтер? — Он бросил взгляд на карты. — Семь из восьми. Дела не слишком ясные? — Он поднял бутылку, измерил взглядом уровень жидкости и отставил в сторону.
— Достаточно понятные.
— Я принес копии по Бенсхайму, которые вы просили. Но я их заберу обратно. Нам не полагается…
— Если верить герру Гейсмару, уже не нужно.
— А что в Бенсхайме? — спросил Джейк.
— Там Талли служил до Крансберга, — сказал Берни.
— Чтобы поставить точки над/, — сказал Гюнтер, открывая одну из папок, и затем посмотрел на Джейка. — Не наскоками, а методично. Поэтому часто вырисовывается определенная схема. Я думал, кому он продает персилшайны? Каким немцам? Может, тому, кого я знаю. Всего лишь идея.
— Так вот как они выглядят. — Джейк подошел и взял один из документов.
Обычная темно-желтая бумага, рваный шрифт в рамках, внизу что-то нацарапано чернилами. Наверху фамилия неизвестного ему человека — Бернхардт. Формат страницы другой, но все же знакомый, как и у всех оккупационных анкет. Он быстро пробежал листок взглядом и отдал. Безвредная бумага, но репутацию Бернхардту обеспечивает.
— Но, как я сказал, уже не нужны, — сказал Гюнтер.
— А почему? — спросил Берни.
— Гюнтер выходит из дела, — сказал Джейк. — Хочет продолжить пьянствовать в другом месте.
— И все же не возражаете, если я взгляну? Раз уж вы их принесли? — спросил Гюнтер, забирая папки.
— Ради бога, — сказал Берни, наливая себе. — Я прервал вашу беседу?
— Нет, мы закончили, — сказал Джейк. — Я ухожу.
— Подождите. У меня есть новости. — Он опрокинул в себя содержимое стакана и проглотил, слегка передернувшись. Жест настолько ему несвойственный, что привлек внимание Джейка.
— А я думал, вы не пьете.
— Теперь понимаю, почему, — сказал Берни со все еще искаженным гримасой лицом. Он поставил стакан. — Рената умерла.
— Русские…
— Нет, повесилась.
Никто ничего не произнес, в комнате наступила мертвая тишина.
— Когда? — непроизвольно спросил Джейк — лишь бы звук заполнил паузу.
— Ее нашли сегодня утром. Я никак не ожидал…
Джейк отвернулся к карте. Его глаза оживились, как будто в них вспыхнула искорка.
— Нет, — произнес он, но не в ответ, а просто очередной звук.
— Никто и не думал, что она… — Берни замолчал и взглянул на Джейка. — Она что-нибудь сказала вам, когда вы с ней разговаривали?
Джейк покачал головой:
— Если и сказала, я этого не слышал. — Он шарил глазами по карте — Алекс и этот возмутительный суд; Пренцлауэр, где она прятала ребенка; вокзал «Анхальтер», где она стрельнула сигаретку на платформе. Жизнь, как и улицы, можно проследить по карте. Старый офис «Коламбии», куда она поставляла сюжеты, выхваченные острым глазом.
— Итак, конец, — сказал безучастно Гюнтер.
— Начиналось совсем по-другому, — сказал Джейк. — Вы ее не знали. Какой она была. Такой милой, — сказал он не к месту, как о живой. Он повернулся к ним. — Она была милой.
— Все умирают, — сказал бесстрастно Гюнтер.
— Не понимаю, мне-то к чему горевать, — сказал Берни. — С учетом того, что она натворила. Еще и еврейка. И все же. — Он помолчал. — Но я пришел сюда не за этим. Не за тем, чтобы еще кто-то умер.
— Она была частью всего этого, — по-прежнему безучастно произнес Гюнтер.
— Как и многие другие, — сказал Джейк. — Они просто жили, не поднимая головы. Может, и они ничего бы не сделали, учитывая, что тут творилось.