Рон посмотрел на него:
— А центра нет.
Они поднимались по широкой лестнице к главному выходу.
— В общем, пресс-центр рядом со штабом ВА, найдете без проблем. Ваше жилье тоже. Мы подобрали вам прекрасное место, — сказал он Лиз чуть ли не угодливо. — График для фотокорреспондентов другой, но по крайней мере вы туда попадете. В Потсдам, я имею в виду.
— А журналисты — нет? — спросил Джейк.
Рон покачал головой:
— Они собираются проводить закрытые заседания. Никакой прессы. Говорю вам сразу, чтоб вы потом не верещали, как остальные. Правила устанавливаю не я, так что хотите жаловаться — жалуйтесь через мою голову, мне все равно. Мы в лагере будем делать все возможное. Все, что потребуется. Отсылать материал можно из пресс-центра, но только через меня, имейте в виду.
Джейк посмотрел на него и выдавил усмешку. Очередной Няня Вендт, но на сей раз энергичный и вечно жующий.
— А что случилось со свободой прессы?
— Не волнуйтесь. Материала на всех хватит. После каждого заседания будет брифинг. Кроме того, болтают много.
— А чем занимаемся между брифингами?
— В основном — пьем. По крайней мере, они тут этим и занимаются. — Он повернулся к Джейку. — Не то чтобы, знаете ли, Сталин интервью давал. Сюда, пожалуйста, — сказал он, проходя через вращающиеся двери. — Я отвезу вас на квартиру. Вам, вероятно, хочется привести себя в порядок.
— Горячая вода есть? — спросила Лиз.
— Естественно. Все удобства как дома.
На подъездной дороге конгрессмена упаковывали в реквизированный «хорх» с американским флагом на борту, а остальных рассаживали по открытым джипам. Дальше в конце дороги начинались первые дома — ни один не уцелел. Джейк смотрел на них, и внутри опять нарастала пустота. Это уже не вид с борта самолета — хуже. Несколько торчащих стен, изрытых отметинами артиллерийских снарядов. Груды обломков, битого цемента и водопроводной арматуры. Один дом раскололо до основания, кусок обоев свисал из разрушенной комнаты, вокруг оконных проемов — следы пожара. И как он ее найдет среди такого? Пыль, что он видел с самолета, висела в воздухе, и дневной свет потускнел. И еще запах — кислая вонь мокрой кладки и перекопанной земли, — как на новой стройплощадке. И чего-то еще — видимо, тел, которые так и остались под руинами.
— Добро пожаловать в Берлин, — сказал Рон.
— И так везде? — тихо спросила Лиз.
— В основном. Если нет крыши — значит, бомбы. В остальном дело рук русских. Говорят, артобстрелы были еще хуже. Все разносило к чертям собачьим. — Он бросил сумки в джип. — Запрыгивайте.
— Вы поезжайте, — сказал Джейк, рассматривая улицу. — У меня тут кое-какие дела.
— Садитесь, — сказал Рон в приказном тоне. — Вы что, собираетесь ловить такси?
Лиз увидела лицо Джейка, затем повернулась к Рону и улыбнулась:
— Что за спешка? Отвезите его, куда он хочет. Заодно устроите мне экскурсию. — Она похлопала по камере, висящей на шее, а затем, присев, поднесла камеру к глазу. — Улыбнулись. — И сняла его на фоне оживленного Темпельхофа.
Рон взглянул на часы, делая вид, что не позирует.
— У нас мало времени.
— Небольшая экскурсия, — сказала Лиз и, подлизываясь, сделала еще несколько снимков. — Разве это не входит в услуги?
Он вздохнул:
— Полагаю, вы хотите посмотреть бункер. Все хотят взглянуть на бункер, а смотреть нечего. Русские внутрь не пускают, говорят, что затоплен. Может, там где-то плавает Адольф, кто его знает? Но это их сектор и они могут делать что хотят. — Он улыбнулся Лиз. — Но можно посмотреть Рейхстаг. Все хотят его сфотографировать, и русские не препятствуют.
— Идет, — сказала Лиз, опустив камеру.
— Если я смогу туда добраться. Я знаю, как выехать из Далема, но…
Лиз показала большим пальцем на Джейка:
— Он жил здесь.
— Тогда вы за штурмана, — сказал Рон, пожимая плечами, и поманил Лиз в джип. — Садитесь впереди. — И опять ухмыльнулся.
— Везет же мне. Но держите руки на руле. У всей американской армии проблема с руками.
Джейк не обращал на них внимания; флиртуют — и ладно. Какие-то люди появились из-за груды обломков. Две женщины. Он наблюдал, как они осторожно пробираются по кирпичам, заторможенные, будто еще контуженные. Несмотря на июльскую жару, они были в пальто — боялись оставить одежду дома, в подвале разрушенного здания, где кто-нибудь может взять все, даже их самих. Каковы были эти последние месяцы? Карфаген. Может, и она, как эти две женщины, прячется в какой-нибудь норе. Но где? Глядя на этих женщин, он вдруг понял, что может вообще не найти ее, что взрывы, наверное, и людей расшвыряли, как кирпичи. А может, и найдет. Он повернулся к джипу, ему уже не терпелось ехать — бесполезная спешка, будто всего, что случилось с ней, еще не случилось.