Но встреча с Надей оказалась совсем не такой, какой она представлялась ему. Было светло, вокруг люди, и Яшке показалось, что Надя равнодушна.
Все же он заставил себя подойти к ней и спросить, зачем Дынник пожаловал в колхоз и долго ли здесь пробудет. При этом Яшка, конечно, имел в виду не директора завода, а Надю.
— Не знаю, — ответила Надя и отвернулась.
— Так... — Он не знал, что сказать. — А в гараже у нас все по-прежнему?
Надя молча кивнула.
Она понимала, что ей не следовало отворачиваться от Яшки. Она знала, что Яшка, постояв в нерешительности возле «Победы», тоже непременно отвернется и отойдет. Даже больше того, Надя была уверена, что если Яшка уйдет, она пожалеет об этом. Но она ничего не могла поделать с собой.
В субботу Надя снова привезла Дынника в подшефный колхоз, на вечер художественной самодеятельности, который устраивали судоремонтники.
Концерт удался на славу. Танцоры в матросских костюмах отплясывали с такой лихостью и азартом, что пыль стояла столбом, а декорации готовы были вот-вот рухнуть. Зал был набит битком, и парни из соседних сел и хуторов, которым в клубе не нашлось места, весь вечер, покуривая цигарки, простояли под его окнами. Программа была обширная, после концерта должны были состояться танцы под духовой оркестр.
В душной и тяжелой темноте зала Наде показалось, будто вошел Яшка и остановился в проходе возле стены. Или, может, ей только показалось, что это был он? Когда она спустя минуту снова посмотрела в ту сторону, возле стены стоял какой-то незнакомый чубатый парень.
Не дождавшись конца второго отделения, Надя протиснулась к выходу. Концерт уже не интересовал ее. Очутившись на улице, она вздохнула.
Была тихая и по-весеннему теплая ночь, томившая душу той чистой и ясной грустью, которую обычно всегда испытываешь ранней осенью. Над тополями, над ракитами и соломенными стрехами мерцали звезды. Иногда слышалось, как скрипит колодезный журавль, порой где-то далеко-далеко захлебывались горячим лаем сторожевые псы. Но затем снова становилось удивительно тихо.
Надя медленно пошла по главной улице села.
Широкая улица вела от клуба мимо мельницы к блестевшему вдали пруду.
Ни тогда, ни много позже Надя не могла отдать себе отчета в том, почему она пошла именно по этой улице, а не по какой-то другой. Ведь она с таким же успехом могла пойти и в другую сторону.
Быть может, ей просто хотелось побыть одной? Быть может, она надеялась встретить Яшку? Как знать. Но только она его действительно увидела.
Яшка сидел, опустив голову, на потемневшей от времени и наполовину вросшей в землю колоде. С этой тяжелой дубовой колоды он смотрел на воду. Надя заметила его не сразу: Яшку скрывала темная ива, — а когда, очутившись возле колоды, она заметила его, уйти было уже поздно.
Кажется, Яшка вздрогнул от неожиданности. Он поднял глаза и, узнав Надю, опустил их. Затем он слегка подвинулся, словно бы уступая Наде место.
И Надя присела рядом.
Было тихо. Светила луна.
Их обоих волновал этот яркий и неровный свет луны, лившийся непрерывным потоком на землю. Все вокруг казалось ненастоящим и мертвым: и неоглядная ровная степь, и застывшие, словно оцепеневшие от тишины деревья, и холодно поблескивавшая вода в пруду... Наде и Яшке даже не верилось, что они сидят рядом.
— Почему ты не в клубе? — спросила Надя после долгого молчания,
— А ты?
— Я там была, — ответила Надя. — Скоро начнутся танцы.
Он промолчал. Почему-то вспомнил, как приглашал Надю на танцы Глеб Боярков.
На середине пруда плеснулась рыба, и Яшка проследил за кругами, которые разошлись по воде. Затем неожиданно для себя сказал:
— Здесь много рыбы.
— Конечно, — согласилась Надя. Сегодня ей не хотелось спорить.
— Я каждый вечер сижу на этом месте, — сказал он опять все тем же чужим голосом.
— Один?
— Один...
Теперь Надя промолчала.
— Знаешь, я не жалею, что больше месяца провел на селе, — сказал он раздумчиво, медленно произнося каждое слово. — Я здесь о многом передумал и, как мне кажется, очень многое понял...
— Что именно?
— Не знаю, как тебе сказать. Это нелегко. Впрочем...
Он повернул к ней лицо. Оно было в тени, только глаза светились. И Надя вдруг поняла, что он скажет. У нее перехватило дыхание, и она поспешно произнесла: