— Потом... Кажется, пора идти. Уже поздно. И холодно, ты не чувствуешь?
— Поздно... — как эхо, повторил Яшка.
Он встал. Он еще медлил. Ему вдруг показалось, будто у Нади ясные от слез и какие-то очень счастливые глаза. Но нет, она смотрит на него отчужденно и даже насмешливо.
Все же он отважился снять пиджак и набросить его Наде на плечи. И в тот миг, когда его рука коснулась ее плеча, он почувствовал, как сжалось его сердце. Было такое чувство, что Надя его сейчас ударит.
Яшка замер.
Но ничего не случилось. Надя даже не сбросила пиджак с плеч.
Она просто медленно пошла рядом.
Глава четвертая
Цыганка гадала
Вернувшись из колхоза, Яшка по целым дням пропадал в гараже. Около трех недель провозился с полуторкой. Ему стоило немалого труда привести ее в порядок (машина прошла больше сорока тысяч километров!), и на трассу он выехал только в конце ноября.
Теперь жизнь входила наконец в привычную колею.
Уже похолодало, флот зашел в заводской затон на зимовку, и для судоремонтников наступили горячие деньки. Доставалось всем — котельщикам и слесарям, кузнецам и плотникам, но особенно, пожалуй, шоферам, поскольку, по выражению директора Дынника, транспорт был «узким местом» и «лимитировал» работу основных производственных цехов.
И шоферы «вкалывали». Работали без роздыха. Возили на распиловку мокрую, набухшую древесину, сами грузили на машины обжигавший ладони металл, а иногда — случалось и такое — сотни километров тряслись по тяжелому бездорожью на какую-то отдаленную пристань, возле которой, затертый льдами, застрял на плесе буксирный пароход.
На эту пристань особенно часто посылали почему-то Яшку. Завгар Касаткин вызывал его к себе в контору и, плотно затворив фанерную дверь, говорил, заискивая:
— Будь человеком, Яшка. Ты уж подбрось на пристань бочку олифы. — Как будто речь шла не о трудном, изнурительном рейсе, а всего лишь о загородной прогулке.
— Так и быть, подброшу, — отвечал Яшка, которому льстило, что завгар его упрашивает. — Только предупреждаю: в последний раз.
— О чем разговор! Ясно, в последний! — поспешно уверял Касаткин, чтобы через неделю—другую снова позабыть о своем обещании.
А Яшка тем временем заправлял машину, выписывал из кладовой полушубок и валенки, хранившиеся тем про запас, и уезжал. На Касаткина он не сердился. Во-первых, у него, у Яшки, нет семьи. Во-вторых, он работает на полуторке, которая только что из ремонта, — не гонять же, в самом деле, трехтонку из-за бочки олифы на край земли. А дорога такая, что сам черт ногу сломает.
В общем, получалось, что на сей раз завгар был справедлив.
Яшка отправлялся в путь на рассвете.
За городом, выехав на укатанный зимник, он принимался думать о многих странных вещах. Почему, например, никак не изобретут прибор, чтобы читать мысли на расстоянии? Тогда бы он, Яшка, мог узнать, о чем сейчас думает Надя. И почему человеку не дано заглянуть в свою судьбу?
«Что день грядущий мне готовит?» — мысленно спрашивал он себя чужими словами и, забывшись, принимался насвистывать. Тусклое небо. Река петляет где-то внизу. Яшка чувствовал себя одиноким. Теплая грусть застилала ему глаза. Тогда, тряхнув головой, он резко тормозил и, почему-то сердясь на себя самого, уже вслух произносил:
— Хватит! Это из другой оперы.
Но через минуту он снова думал: «А почему все-таки нельзя хоть в щелочку заглянуть в будущее?»
Из очередной поездки на пристань Яшка вернулся с запавшими глазами. Чувствовал себя разбитым и усталым. Однако он заставил себя помыть машину и только после этого, не снимая огромного полушубка и таких же огромных валенок, в которых не сгибались ноги, отправился домой. Сопровождал его по обыкновению Чижик.
— Как съездил? — спросил Чижик.
— Обыкновенно... — односложно ответил Яшка, занятый собственными мыслями.
Они шли мимо сквера. И тут перед ними, откуда ни возьмись, словно из-под земли, выросла цыганка. Настоящая цыганка, с огненно-черными глазами, с тускло позванивавшим монистом на темной шее и в пестрой, хотя и выцветшей ситцевой юбке до пят. И когда эта цыганка произнесла своим бархатным голосом: «Дай, соколик, погадаю... Я тебе, чернобровый, за три рубля всю правду расскажу...», — Яшка невольно замедлил шаг. Может, действительно согласиться? Пусть поворожит, а вдруг... хотя, надо думать, наговорит всякого вздора...
А цыганка, почувствовав, что он колеблется, уже схватила его за руку и потянула в сторону, к каменной ограде.
— И охота тебе была... — начал Чижик.
— А ну ее, пусть гадает, — рассмеялся Яшка. — Я ведь все равно не верю ни в бога, ни в черта.