— Дай... — Яшка рванулся вперед.
— Еще минутку... — Сазонов отступил на шаг. — Сначала почитаем, что написано. — И он громко, не обращая внимания на Яшку, побагровевшего от ярости и стыда, сначала прочел всю заметку, а потом протянул Яшке газету, сказав: — А мы и не знали, что среди нас затесался герой.
Но Яшка уже не слушал. Рядом с Сазоновым стояла Надя. Она смеялась вместе со всеми. Даже, кажется, произнесла с презрением: «Действительно, хорош...», — и Яшка, выхватив у Сазонова газету, скомкал ее и затоптал в грязь.
А через день, не дав Яшке опомниться, жизнь исподтишка нанесла ему еще один удар.
К этому времени МТС успела получить в общей сложности двенадцать новых автомашин. Все они отличались какой-то легкой, летучей красотой и скрытой мощью одновременно, но Яшка тайком от всех облюбовал себе самую лучшую, по его мнению, трехтонку. Он был уверен, что получит машину в первую очередь. Правда, шоферов у них хоть пруд пруди, а машин только двенадцать, но он, Яшка, тоже не из последних. Он у Барамбаева машину заслужил, и кого-кого, а его, Яшку, директор не обидит.
Однако все произошло не так, как он думал. Хотя Барамбаев и был директором, который все решал единолично, но на этот раз он поручил распределение машин комсомольскому комитету, а сам лишь утвердил список.
Фамилии счастливчиков и номера машин, которые они получают, зачитали в столовой. Первой в этом списке значилась Грачева, а последним — Чижов. Что же касается Яшкиной фамилии, то ее там не было.
Яшке показалось, будто он ослышался. Быть не может! Он не хотел верить собственным ушам. Неужели его обошли? Значит, ему не доверяют? Нет, тут какая-то ошибка. Просто пропустили одну фамилию.
— Поздравляю!.. — Боярков, стоявший рядом с Яшкой, усмехнулся. — А тебя, между прочим, не назвали. Сгорел, как швед под Полтавой...
Впервые в жизни Яшка не нашелся, что ответить. Промолчал он и тогда, когда кто-то сказал ему вдогонку: «Он теперь не Буланчик, у него псевдоним». Яшка искал Надю.
— Нам надо поговорить, — сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза. — Давай выйдем.
— Говори, я тебя слушаю, — ответила Надя.
— Не здесь...
— Отчего же? Тут все свои...
— Это твоя работа? — спросил он грубо.
— Ты о чем? Ах, да, это я настояла, чтобы...
«Она! Это она!..» — Яшка слышал только собственные слова, подступавшие к горлу и клокотавшие там в поисках выхода. Сама признается, что настояла, чтобы кому-то отдали машину, которую он облюбовал. Постаралась нанести ему удар побольнее: знала ведь, как он тоскует по машине и что машина значит для него. И вот, вместо того, чтобы быть на его стороне, Надя ему сейчас говорит: «Ничего, подождешь».
Этого Яшка уже не мог вынести. Промолчать? Ну, нет! Не на такого напали! И он процедил сквозь зубы:
— Понятно... Только ты еще пожалеешь...
Первой его мыслью было уйти из бригады. Довольно ему надрываться и слесарничать для кого-то! Хватит, поработал, сыт по горло! Пусть Надя помыкает другими. Бри-га-дир-ша!.. Раз на то пошло, он, Яшка, не хуже, а может быть, даже лучше, чем она, разбирается в моторах. Но, между прочим, не лезет в начальники, как некоторые...
«И уйду, — решил он. — Теперь не удержите».
Все, решительно все действовало ему сейчас на нервы: и эта размеренная, до скуки однообразная жизнь (барак, мастерские, столовая... работа, еда, сон...), и непролазная грязь, и дожди... Сделаешь два шага, а потом битый час приходится скрести сапоги, чтобы очистить их от налипшей глины. Повесишь возле печки брезентовый плащ, а он не высыхает до утра. Все одно к одному. Час от часу не легче.
Тоска!.. С недоброй усмешкой вспомнил он, как Чижик, еще когда они сидели в вагоне, сравнивал Казахстан с Клондайком и рассказывал о беркутах, о табунах... Как же, беркуты! Хорош Клондайк! В столовой подают на обед рублевые щи и перловую кашу «шрапнель». На ужин — ржавые сельди и чай. Есть деньги, а потратить их не на что. Даже в баню приходится ехать за шестьдесят километров. А если в кои-то веки привезут кинокартину, то будьте уверены, что в середине сеанса погаснет свет.
Но главное даже не это. Главное — Надя...
А стороной, казалось Яшке, проходила настоящая, бурная жизнь. Там люди не довольствовались малым и были счастливы. Строили плотины, воздвигали города. Там, в этом далеком мире, свершались большие дела, тогда как у них — дожди, грязища, тоска...
Было до слез обидно и горько, что так неуклюже сложилась жизнь.
Все свободное время он валялся в сапогах на жесткой койке. Никому, даже Чижику, не рассказывал о своей тоске. Он мрачен? Он сторонится ребят? Нет, Чижику просто показалось...
— Мура... В общем, не обращай внимания, — сказал Яшка Чижику, который на этот раз оказался особенно настойчив. — Как говорится, издержки производства.