— Почему ты не в клубе? — спросила Надя после долгого молчания.
— А ты?
— Я там была, — ответила Надя. — Скоро начнутся танцы.
Он промолчал. Почему-то вспомнил, как приглашал Надю на танцы Глеб Боярков.
На середине ставка плеснула рыба, и Яшка проследил за кругами, которые разошлись по воде. Затем неожиданно для себя сказал:
— Здесь много рыбы.
— Конечно,- — согласилась Надя. Сегодня ей не хотелось спорить.
— Я каждый вечер сижу на этом месте, — сказал он опять всё тем же чужим голосом.
— Один?
— Один
Теперь Надя промолчала.
— Знаешь, я не жалею, что больше месяца провёл на селе, — сказал он раздумчиво, медленно произнося каждое слово. — Я здесь о многом передумал и, как мне кажется, очень многое понял.
— Что именно?
— Не знаю, как тебе сказать. Это нелегко. Впрочем Он повернул к ней лицо. Оно было в тени, только глаза светились. И Надя вдруг поняла, что он скажет. У неё перехватило дыхание, и она поспешно произнесла:
— Потом Кажется, пора идти. Уже поздно. И холодно, ты не чувствуешь?
— Поздно — как эхо повторил Яшка.
Он встал. Он ещё медлил. Ему вдруг показалось, будто у Нади ясные от слёз и какие-то очень счастливые глаза. Но нет, она смотрит на него отчуждённо и даже насмешливо.
Всё же он отважился снять пиджак и набросить его Наде на плечи. И в тот миг, когда его рука коснулась её плеча, он почувствовал, как сжалось его сердце.
Казалось, что Надя его сейчас ударит. Яшка замер.
Но ничего не случилось. Надя даже не сбросила пиджак с плеч. Она просто медленно пошла рядом.
Глава четвёртая
ЦЫГАНКА ГАДАЛА
Вернувшись из колхоза, Яшка по целым дням пропадал в гараже. Около трёх недель провозился с полуторкой. Ему стоило немалого труда привести её в порядок (машина прошла больше сорока тысяч километров!), и на трассу он выехал только в конце ноября.
Теперь жизнь входила наконец в привычную колею.
Уже похолодало, флот зашёл в заводской затон на зимовку, и для судоремонтников наступили горячие деньки. Доставалось всем: котельщикам и слесарям, кузнецам и плотникам, но особенно, пожалуй, шофёрам, поскольку, по выражению директора Дынника, транспорт был «узким местом» и «лимитировал» работу основных производственных цехов.
И шофёры «вкалывали». Работали без роздыха. Возили на распиловку мокрую, набухшую древесину, сами грузили на машины обжигавший ладони металл, а иногда — случалось и такое — сотни километров тряслись по тяжёлому бездорожью на какую-то отдалённую пристань, возле которой, затёртый льдами, застрял на плёсе буксирный пароход.
На эту пристань особенно часто посылали почему-то Яшку. Завгар Касаткин вызывал его к себе в конторку и, плотно затворив фанерную дверь, говорил, заискивая:
«Будь человеком, Яшка. Ты уж подбрось на пристань бочку олифы». Как будто речь шла не о трудном, изнурительном рейсе, а всего лишь о загородной прогулке.
Так и быть, подброшу, — отвечал Яшка, которому льстило, что завгар его упрашивает. — Только предупреждаю: в последний раз.
— О чём разговор! Ясно, в последний — поспешно уверял Касаткин, чтобы через неделю-другую снова позабыть о своём обещании.
А Яшка тем временем заправлял машину, выписывал из кладовой полушубок и валенки, хранившиеся там про запас, и уезжал. На Касаткина он не сердился. Во-первых, у него, у Яшки, нет семьи. Во-вторых, он работает на полуторке, которая только что из ремонта, — не гонять же, в самом деле, трёхтонку из-за бочки олифы на край земли. А дорога такая, что сам чёрт ногу сломает. В общем, получалось, что на сей раз завгар был справедлив.
Яшка отправлялся в путь на рассвете.
За городом, выехав на укатанный зимник, он принимался думать о многих странных вещах. Почему, например, никак не изобретут прибор, чтобы читать мысли на расстоянии? Тогда бы он, Яшка, мог узнать, о чём сейчас думает Надя. И почему человеку не дано заглянуть в свою судьбу?
«Что день грядущий мне готовит?» — мысленно спрашивал он себя чужими словами и, забывшись, принимался насвистывать. Тусклое небо. Река петляет где-то внизу.
Яшка чувствовал себя одиноким. Тёплая грусть застилала ему глаза. Тогда, тряхнув головой, он резко тормозил и, почему-то сердясь на себя самого, уже вслух произносил:
— Хватит. Это из другой оперы.
Но через минуту он снова думал: «А почему всё-таки нельзя хоть в щёлочку заглянуть в будущее?»
Из очередной поездки на пристань Яшка вернулся с запавшими глазами, разбитый и усталый. Однако он заставил себя помыть машину и только после этого, не снимая огромного полушубка и таких же огромных валенок, в которых не сгибались ноги, отправился домой. Сопровождал его, по обыкновению, Чижик.