Он коротко улыбнулся.
— Однажды всё это может стать твоим, или ты прикроешь систему и станешь слепым к тому, что нам угрожает? Позволить плохим парням остаться безнаказанными и позволить всем остальным страдать?
— Чем бы ты это заменил? Видишь? Всё не так просто, как ты думал, правда, Джон? Я делаю только то, что необходимо для общего блага. И ты тоже, Джон. Всё это может быть под твоим управлением. Все тайные линии влияния, контроля и власти… Скажи мне, что ты не испытываешь искушения.
— Отойди от меня, Уокер, — сказал я.
Он рассмеялся.
Затем он повел меня в клуб «Лондиниум», самый закрытый и избранный из клубов, где элита Тёмной Стороны собирается вместе, чтобы пообедать и обсудить дела, а также обсудить уничтожение своих врагов.
Ты никто на Тёмной Стороне, если тебя не пригласили стать членом старейшего клуба в мире. Я не член клуба. Таких, как я, они и на спор не примут.
Хотя, как известно, я вмешиваюсь, обманываю и запугиваю — это мой путь, когда мне нужны ответы, которые я не могу найти больше нигде. Это не сделало меня популярным среди членов клуба, но я научился жить с этим.
Нынешний швейцар увидел, что я приближаюсь и выглядел так, будто хотел поднять подъёмный мост и поджечь ров — но я был с Уокером и никто не говорит Уокеру нет. Швейцар натянуто поклонился, когда мы проходили, его лицо было совершенно бесстрастным — но язык его тела предполагал, что внутри него происходит нечто ужасное.
— Ты видишь, что значит иметь власть? — сказал Уокер, когда мы вошли в элегантные объятия вестибюля клуба. — Вы можете пойти куда угодно и они должны улыбнуться, поклониться и впустить вас. Ни одна дверь никогда не закрывается и никто никогда не остаётся недоступным.
— И тебе так нравится держать мир за горло, не так ли, Уокер? — сказал я и он удивил меня, серьёзно обдумав вопрос.
— Я стараюсь не делать этого, — наконец сказал он. — Это мешает работе.
Появились слуги в ливреях, чтобы взять пальто Уокера. Они попытались взять мой плащ, но я только взглянул на них и они отказались от этой идеи. Слуги сосредоточились на Уокере, улыбаясь, кланяясь и спрашивая, не могут ли они чем-нибудь помочь ему и пока я наблюдал, как они заискивают перед ним с фальшивыми улыбками и подобострастными жестами, мне оставалось только гадать, хочу ли я этого.
Большинство людей воздерживались от того, чтобы расстраивать меня, потому что боялись моей репутации. Они делали то, что я им говорил, потому что боялись того, что я могу сделать, если они этого не сделают.
Было ли это действительно по-другому?
Мы с Уокером прошли в ресторан, где великие и достойные, влиятельные и могущественные игроки Тёмной Стороны сидели вместе, как множество хищников, разделяющих один и тот же водопой.
Царило всеобщее перемирие, потому что это место было действительно нужным. Уокер легко перемещался среди членов клуба, приветствуя их всех по имени, очаровывая и запугивая и убеждая всех нужных людей. Всё в той же спокойной, уравновешенной и совершенно уверенной манере, ни разу не повысив голоса. Куда бы он ни пошёл, хорошие и плохие люди лишь слегка нервно улыбались и соглашались со всем, что он говорил. Они восприняли это как цену за ведение бизнеса.
В конце концов, мы с Уокером оказались перед столом, накрытым излишне близко к кухне, что указывало на то, что люди, сидящие там, могли быть членами клуба с хорошей репутацией, но всё ещё находились в самом низу иерархии клуба «Лондиниум». Удивительно, но старик и его жена не только не выглядели довольными, увидев нас, но и не пытались это скрыть. Уокер приподнял котелок, приветствуя их обоих.
— Джон Тейлор, позвольте представить вам Дэша Забвение, секретного оперативника и его жену Ширли Ден Адель, некогда костюмированную авантюристку, известную как Леди Фантазм.
— О, пожалуйста, — сказала седовласая дама с жемчужной подвеской. — Зовите меня просто Ширли.
Дэш только что-то проворчал, сосредоточившись на еде. Это было горячее карри и от его запаха у меня заурчало в животе. Дэш был худощав, как хлыст, в элегантном синем блейзере и белых брюках.
Лысый, с орлиным носом и кустистыми белыми бровями, он был очень похож на человека. Ему должно было быть за восемьдесят, но его холодные голубые глаза всё ещё были проницательны. Он резко выпрямился в кресле и его руки с синими прожилками и печеночными пятнами ни разу не дрогнули, когда он запихивал еду в рот.
Ширли бросила на мужа взгляд, в котором читалось одновременно раздражение и удивление.
— Не обращайте на него внимания, мистер Тейлор. Он терпеть не может, когда ему мешают обедать. Он всегда считал, что разговор должен следовать за едой, а не прерывать её.