— Через неделю? — Ой, Боженька. — Пожалуйста, не заставляй меня туда идти! пожалуйста! Я прошу тебя! Я не пойду в Святого Габриэля.
— Вы на руки его посмотрите. Ты на что упал? На бревно? — спрашивает Ма.
— На Брэй, — реву я.
— А руки-то! Господи, Микки, сынок!
Ма тоже плачет.
Я прячу руки за спину.
— Мэри, Мэри, — всхлипывает Ма, — отведи его быстренько на кухню, я не могу…
Хромаю на кухню, вижу во дворе Пэдди — он прячет что-то в конуре Киллера. Опять! Ничего себе. Я вот маме скажу. Помни, Микки, дядька из ИРА тебя предупредил. Верно, но уж Пэдди-то не сдаст меня ИРА. Или сдаст?
— Давай, Микки, садись сюда, — говорит Моль.
— Что, очень там все плохо? — спрашиваю.
— Ничего, заживет, — говорит она.
Входит Пэдди, физиономия перекошена от отвращения.
— Хнычет, как мелкая девчонка.
Терпеть его не могу. Он хуже всех.
— Ну а сам-то ты кто? — ору я. Не надо, Микки! Не надо! — А ты — подлый убийца!
Замираю. Все стоят не шевелясь, двигаются только мамины глаза — между мной и Пэдди.
— Ты что такое сказал, Микки? — спрашивает Ма.
Я смотрю на Пэдди.
— Да ничего, Ма, — говорит он. — Как всегда, наигрался с девчонками и лепит какую-то ерунду.
— Я не играю с девчонками! — Зачем он врет, я правда не играю. — И ничего я не леплю.
— Так, педик, рот заткнул живо, а то я тебя, блин, прикончу!
— Пэдди, прекрати! — Ма встает. — Микки, хватит.
— Ты что, его защищаешь?! — Такого просто не может быть! — Это он во всем виноват! Потому что он меня ненавидит! Меня все ненавидят! И вот ты теперь тоже!
— Это неправда, Микки, — говорит Ма.
— И что это вы вообще тут дома все собрались? Обсуждали меня?! — ору я. Они переглядываются. — Ага! Обсуждали.
— Рот закрой! Ты ничего не понимаешь! — обрывает Пэдди.
— Вы от меня что-то скрываете. Что?! — ору я.
— Микки, потише, — говорит Ма.
— Это ты ему скажи. — Указываю пальцем. — Ты его защищаешь, а я вообще ни в чем не виноват!
— Педик мелкий, — цедит Пэдди.
— Киллер! — восклицаю я.
Лицо у Пэдди каменеет.
— И что с Киллером, Микки? — спрашивает он.
Мне не сглотнуть. И не вздохнуть. Он все знает. Сейчас расскажет. Нет! Нет! Ему не взять надо мной верх!
— А бомба, которую ты заложил там, на улице, и…
Пэдди кидается на меня, я пытаюсь удрать. Он хватает меня сзади за футболку, она рвется на спине.
— Пэдди! — кричит Ма.
— Да что, охренели все в этом доме?! — доносится из гостиный громкий голос, который я уже почти забыл.
Нет. Не может быть. Не может быть!
Оборачиваюсь.
У лестницы, в пижаме, стоит Папаня.
Поди засни — так орут внизу. Вообще не понимаю, как Пэдди может под это дрыхнуть. Читать в темноте трудно. Хотелось выяснить, как стать великим актером и попасть в Голливуд. Но книжка какая-то скучная.
Смотрю в указателе слово «секс». Монтгомери Клифт — Ма его просто обожает. Лезу на страницу.
Ни фига себе! Ни за что бы не подумал, что он голубой. Спорим, это дурацкие сплетни. Как и про меня. Может, он просто очень хороший. Встречается и с женщинами, и с мужчинами. Я об этом раньше никогда не слышал. У актеров что, так принято?
Опять орут. Папаниных слов не разобрать. Выползаю из-под кровати. Пэдди дрыхнет. Или прикидывается.
Открывается дверь спальни. Замираю.
— Микки, ты почему не в кровати? — спрашивает Моль. Вся такая нарядная. Похоже, только что вернулась.
— Да потому. Не заснуть.
— Давай, ложись в мою кровать и спи. Мне нужно поговорить с Пэдди.
— Он дрыхнет.
— Не твое дело, давай!
Выпихивает меня на площадку и закрывает дверь.
Стою на площадке, слушаю. Из комнаты Моли и Мэгги долетают всхлипы.
Захожу, ложусь рядом с Мелкой.
— Все будет хорошо, — говорю.
— Чего он так кричит? — спрашивает она.
— Просто смеется. Честное слово, — говорю. — Ну, будто поет ей что-то и при этом делает вид, что она очень-очень далеко.
— Правда, Микки? Ты не врешь?
— Ну, что ты, — говорю. — Ты мне не веришь?
— Ты же мне сказал, что он в Америке. — Она щурит глаза. — Бридж, что ли, правду говорила?
— Конечно, нет. Он и был в Америке. А теперь вернулся, им много что нужно с мамой обсудить. А потом он обратно поедет.
— Мне не нравится, когда он дома. Пусть лучше остается в Америке, а мы останемся здесь.
— Хочешь послушать море? — спрашиваю, открыв глаза широко-широко.
Она кивает и что-то хрюкает в свою девчоночью наволочку с куклами-капустками.
— Закрой глаза, — говорю я и кладу руку ей на ухо, то, что не на подушке.