Держу его второй рукой за пояс, тащу вверх. Он похож на Пизанскую башню, но как-то держится. На площадке приваливается к стене и ползет вдоль нее, стукается головой о дверь спальни.
— Тихо, тихо, давай, — говорю я, открывая дверь.
Он шатаясь, шагает внутрь, я веду его к кровати, он валится на спину.
— Ну, вот и хорошо, — приговариваю я и начинаю развязывать ему шнурки.
— Хороший у тебя Папаня, Микки? Хороший?
— Нормальный.
— Я очень старался… правда. Я знаю…
— Хватит, пап. Ты пьян.
— Погоди, сынок. Это важно. Хороший у тебя Папаня? Скажи, сынок, хороший? — Он пускает слезу. — Прости меня, сын. Прости. Богом клянусь, мне очень стыдно. — Хватает меня, притягивает к себе. — Мне надо было постараться… выкарабкаться… прости меня. Я тебя очень люблю.
Заткнись! Я тебя ненавижу! И от тебя воняет! Ты грязная, паршивая мразь!
Пытаюсь вырваться, но он меня крепко схватил — не пошевелишься.
Дорогой Джерион!
Пишет тебе Микки Доннелли. Помнишь меня? Я твой друг по переписке из Белфаста. Мне очень, очень жалко, что наша переписка оборвалась. Это из-за меня. Я попал в страшную аварию. Ехал на папином «БМВ». Я даже умер, но потом случилось чудо, так что я теперь жив. Не бойся, я не зомби.
— Хороший у тебя Папаня? Хороший?
Нет, козел вонючий, хреновый ты отец! И прекрати спрашивать!
Я много месяцев пролежал в больнице. Мне хотели отрезать ноги, но папа заплатил специальному доктору из Америки, он прилетел и вылечил меня.
И вот я пишу спросить: можно я приеду к тебе на Филиппины? Ты можешь спросить у своих мамы и папы, разрешат ли они мне пожить у вас? Я буду работать и все такое. Буду у вас убирать и готовить, и все остальное тоже буду делать. А еще я буду твоим самым-самым лучшим другом во всем мире! Я честное слово никогда не буду с тобой ругаться или играть с кем-то еще. Только с тобой. А характер у меня хороший, так что ты не волнуйся.
— Ну же, Микки.
Он плачет. Я чувствую кожей его слезы.
— Да. У меня хороший папа, — говорю я.
Теперь уже неважно, что я ему скажу.
Пожалуйста, ответь мне как можно скорее. Это срочно.
Твой друг по переписке
Мастер Микки Доннелли, эсквайр
Р. S. Мои мама, папа, брат и сестры все погибли в аварии. Я теперь сирота. Если вы меня к себе не возьмете, меня отправят в приют.
Р.Р.S. Я сделаю все, что ты скажешь.
Он отпустил меня. Вырубился. Я иду к себе в комнату, достаю из секретной коробки пистолет. Я знаю, что никаких чудес с неба не бывает. Никакой друг по переписке меня не спасет. Мне самому придется о себе думать. Крепко сжимаю пистолет обеими руками и иду к нему в спальню.
20
НИ ОДНОЙ НЕДЕЛИ ДО СВЯТОГО ГАБРИЭЛЯ
Я все рассчитал точно. Я был уверен, что военный патруль пройдет мимо до того, как Ма вернется. Все уже будет кончено. Смотрю вправо, влево по улице — пусто.
Моль вернулась первой, легла спать. Пэдди — попозже, он еще храпит. Они бы в любом случае не сунулись к нему в комнату. И Ма тоже. С тех пор, как он ее избил, она спит на диване. Ей бы уже давно полагалось вернуться с работы.
Обычно копы и бриты проходят тут каждые две минуты, но как раз сегодня, когда они мне нужны… черт, а вот и Ма. Влетаю обратно в дом. Ищу, где бы мне спрятаться. В угольной яме.
— Ты чего тут торчишь, Микки? — спрашивает Ма.
Видимо, заметила меня и пришла следом.
— Мне не спится, — говорю. Вид у нее замученный. — А ты где была столько времени?
— Они устроили сидячую демонстрацию в клубе. Я решила, останусь до конца и сразу все уберу, чтобы потом обратно не ходить.
Смотрит наверх.
— Он у себя в комнате, — говорю. — Я его дотащил. Не буди его, Ма.
Ма крутит кольцо. Кладет кошелек на каминную полку, идет на кухню. Кидаюсь к кошельку, но замочек долго не открывается.
— Ты чего делаешь? — спрашивает за спиной мама.
— Ничего.
Я весь как в огне, когда кладу кошелек обратно на полку.
Ма входит в комнату и с размаху бьет меня по лицу.
— Ты зачем крадешь деньги у матери? — Впивается зубами в свой кулак.
— Я не крал, мамуля! — кричу я.
Еще один крепкий удар.
— Ты, как твой долбаный Папаня.
— Нет, мамочка. Я…
Еще один удар.
— Не смей врать. Я этого не потерплю.
— Я ничего не крал, мамуля. Богом Всемогущим клянусь! — Хватаю ее за локти. — Я хотел положить туда деньги за щепки. Думал, если в руки отдам, тебе будет неприятно.