— И с вами тоже, — отвечают все.
— Ступайте с миром, любите ближних и служите Господу, — говорит священник.
— Господу слава.
Вот уж действительно слава Господу, что все это закончилось.
Все кидаются к выходу. Как в кино после филима. Толкаются, чтобы поскорее выйти.
— Микки, — говорит Ма голосом, идущим из глубины, — она так говорит, когда хочет наорать, но нельзя.
— Давай иди, я с ней разберусь, — шепчу я Пердуну.
— Ой, Доннелли… — втягивает он воздух сквозь зубы.
— Знаю. — Я киваю головой так, будто мне жуть как смешно, но на самом деле начинаю про себя молиться — и на сей раз по-настоящему.
Пердун прибавляет шагу, я сбавляю. Ма хватает меня за руку. Я не сопротивляюсь — пусть тянет, куда хочет. Крестимся, выходим. Свет так и слепит. Меня тащат вниз по ступенькам, по тропинке, к боковому входу в церковь. Там стоит новый священник, пожимает всем руки, улыбается от уха до уха, беседует со Святошей Джо. У миссис Монтгомери, вообразите, в садике есть грот, и там представлено явление Богоматери перед Бернадеттой в Лурде.
Не может такого быть, чтобы Ма тащила меня к священнику. Я же хороший мальчик. Это Пердун во всем виноват — из-за него я вел себя, как дурак.
— Здрасьте, святой отец, — говорит Ма и почтительно кланяется, будто перед ней сама королева. — Скажите, вы не могли бы сказать моему сынишке пару слов? Нынче на службе он вел себя просто позорно.
И смотрит на меня: я ж тебе говорила, что сделаю это!
— Миссис Доннелли, не так ли? — спрашивает он.
— Она самая, святой отец.
Ма сама не своя от счастья, что он ее помнит. Все, я пропал. Теперь, если он велит ей тыкать мне иголку в глаз, пока не запою «Славься, о Патрик Святой!», она на это спросит только: «В один глаз, святой отец, или в оба?»
— Ну, миссис Доннелли, я уверен, что не такой уж он плохой мальчик.
И подмигнул мне.
Мне пришлось себя за ногу ущипнуть, чтобы удержаться и не сказать: «Подмигиваем в воскресенье, святой отец? Ну вы даете!». Я и правда, похоже, «опупел на полчасика», как Ма это называет.
— Я в его возрасте тоже, знаете, не был ангелочком. Он хотя бы ходит с вами на мессу. — Улыбается. — А где мистер Доннелли?
Ма чуть не рухнула прямо там, на месте; одна половина лица застыла, на другой — кривая улыбка.
— Нездоровится ему, святой отец. Он уж так переживал, что не сможет прийти, — бормочет.
— Ну, надеюсь, он скоро поправится. С радостью с ним познакомлюсь. Но я гляжу, мальчуган вас тревожит, — замечает, и выговор у него прямо как у шотландца. В церкви он бормотал так тихо, что этого было не заметно. — Если хотите, я, разумеется, перекинусь словечком с юным…
— Микки, — говорю.
— Майклом, — Ма вонзает ногти мне в плечо.
— Майклом, — повторяет он, улыбаясь мне. — Давай-ка ты в ближайшее время ко мне заглянешь, и мы немного поболтаем. Как тебе такая мысль?
— Спасибо, святой отец, — благодарит Ма. — Скажи «спасибо» святому отцу. — Это мне.
— Спасибо, святой отец.
— Ступай с миром. — Он улыбается и гладит меня по голове.
— Ну, может, теперь ты перестанешь бузить, — говорит Ма, когда мы выходим за ворота.
Не так все плохо и сложилось. Я думал, Ма сильнее рассвирепеет.
— Мамуль, а можно мы с Мэгги побежим к дому бегом? — спрашиваю.
— После того, как ты меня опозорил на службе? Да и далековато отсюда.
— Правда, мамуль, далековато. Но мне ведь здесь все время придется ходить по дороге в Святого Габриэля, разве нет?
Ма багровеет. А я ничего плохого не имел в виду.
— Мамуля, ну пожалуйста, можно нам домой? — встревает Мелкая. — Мы тебе на стол накроем и все такое.
Ну такая лапочка, прямо вся из клубничного варенья.
— Нет! — рявкает Ма, но явно сопротивляется из последних сил. — А, ладно, валяйте, оставьте меня в покое.
— Спасибо, мамуля! — кричу и хватаю Мелкую за руку.
И мы шагаем вперед, вниз с холма к парку Бромптон.
— Пошли в ногу? — предлагает Мэгги.
Мы умеем ходить точно в ногу. У нас отлично получается с тех самых пор, как в прошлом году мы выиграли «трехногую гонку» на летней ярмарке. Господи, летняя ярмарка на носу! Интересно, когда она начнется? Потому что нам нужно снова победить.
— Господи Иисусе! — Пэдди едва кондрашка не хватила. — Чего это вы так вламываетесь в дом?
Он решил, его сейчас проты расстреляют. Хочется над ним поржать, но мне нужно его содействие.
Мэгги тянет меня за руку, и мы шлепаем на кухню. Физиономия у Моли цвета клубничного леденца — она колдует над кастрюлями, где кипят картошка и капуста. Вид прямо как у сумасшедшего ученого в лаборатории. Если бы мы были убийцами, так пристрелили бы ее, а она бы и не заметила — вот только зуб даю, что на последнем издыхании успела бы погасить газ под маминой картошкой.