— О душе Волдеморта, — сказал я. — Это ведь вы ее поймали?
Олливандер смотрел на меня, широко открыв глаза. С минуту он молчал, потом его губы растянулись в тонкой улыбке.
— Да, — сказал он довольным голосом. — Признаться, я об этом совершенно забыл.
— Забыли?!
— Я действительно забыл о ней, — он вновь усмехнулся. — Первое время думал, а потом перестал. И, если честно, ничуть об этом не жалею.
— Как о таком можно забыть! — воскликнул я. — А кроме того, подобное колдовство находится под запретом — пленение души нарушает любые законы об использовании магии!
— Я забыл без труда, потому что я стар, — спокойно ответил Олливандер. — Милый юноша, я оказываю магическому сообществу услугу тем, что не даю ей восстановиться.
— Ничего себе услуга! Если вы хоть немного понимаете в метафизике магических процессов, то должны знать, что эта душа сама пострадала, и что она не управляла человеком, в котором жила. Вы же не обвиняете магическую энергию в том, что из палочек вырываются Авады!
Олливандер молчал, поджав губы, потом сказал:
— Я согласен поговорить о душе Тома Риддла, но лишь после того, как мы обсудим мое дело. К тому же, вы ведь хотите не только освободить душу, но и получить костяную палочку, или я не прав?
— Хорошо, давайте обсудим ваше дело, — согласился я. Пусть старик выговорится. Если ему хочется торговаться, я поторгуюсь.
— Палочка из кости — самая странная в моей коллекции, — после минутной паузы произнес Олливандер. — Я не видел, как ею владеют люди, но то, что она владеет людьми, неопровержимый факт. До того, как показать ее вам, я показывал ее лишь троим.
— И Риддлу.
— Он был третьим, — кивнул старик. — Последним, кто ее касался. Но прикосновение не важно. Достаточно просто ее увидеть.
— Достаточно для чего?
— Предсказать невозможно! — Олливандер взмахнул руками, и широкие рукава его халата зацепились за подлокотники кресла. — Однако здесь, безусловно, есть свои закономерности. Я изучал их, мой друг, я изучал эту палочку с тех самых пор, как она у меня появилась, но увы, мало продвинулся в понимании.
— Еще бы, если ее видело всего четверо, не считая вас. На четверых закономерностей не выявишь, верно? А скольким вы ее предлагали?
— Многим, — старик вновь кивнул, — и если бы соглашались все, я бы наверняка обнаружил что‑то более ценное. Но общение с палочкой — взаимный процесс. Вы тянетесь к ней, она — к вам, и так происходит встреча. Кому‑то суждено стать ее хозяином, усмирить, избавить от тоски, если угодно, однако это самостоятельная сущность, и покорится она не всякому.
— Ладно, и сколько же вы хотите?
Олливандер хихикнул:
— Неужели вы думаете, что она продается? Костяная палочка — одна из тех вещей, которые не зависят от денег. Вы оскорбите ее, если попытаетесь оценить. Да и каковы критерии? — Он пожал плечами, помолчал и продолжил:
— Всё это — он обвел рукой комнату, — есть моя жизнь, моя семья, мои дети, и только благодаря ним я до сих пор живу. Они держат меня здесь, не отпускают, не хотят осиротеть. Я не могу оставить свой дом на разграбление, не могу распродать их, передать в руки безответственных, поверхностных людей. Однако я устал и как бы ни любил свое дело, не хочу бесконечно жить и жить… Что вы об этом думаете? — неожиданно спросил он.
— Что я думаю? — удивился я. — Признаться, ничего. Если вы считаете, что это палочки не дают вам умереть, поскольку после вашей смерти не хотят остаться одни, вот и спросите у них.
Глаза Олливандера тускло блеснули в желто–коричневом свете.
— Я был прав, — пробормотал старик. — Прав насчет вас. Немудрено — я видел два ваших воплощения, а это что‑то да значит… Что ж, мой юный друг, я так и поступил. Точно так, как вы сказали: спросил у них. И знаете, что они посоветовали? Найти ученика! — Олливандер закивал головой в подтверждение своих слов. — Ученика, которому я смогу передать и секреты мастерства, и собранную коллекцию. По правде говоря, я всегда был скуп на знания, копил и хранил их, как последний скряга, неохотно делился с коллегами и уж тем более не помышлял о том, чтобы передать их какому‑то человеку с улицы. Но видите, до чего это меня довело? Я живу, живу, а смерть все не приходит. Они ее не подпускают. — Старик кивнул на рабочий стол, заваленный материалами и инструментами.
— Боюсь, что на роль вашего ученика я никак не подхожу, — с сарказмом ответил я. — Во–первых, эта область магии меня не интересует, а во–вторых, я уже имею профессию, которую люблю не меньше, чем вы — свою.