— Слушаюсь, босс, — шутливо кивнул я, и Поттер, усмехнувшись, вышел из кабинета.
Эпилог. Август того же года.
Ограду для Чу я сделал в тот самый день, когда он притащил добытую в деревне рыбину и положил ее на крыльцо нам в подарок. Рыбу я приготовил, поделившись со зверем, который честно донес ее до дома, не откусив ни кусочка, однако теперь походы в деревню отменялись — не хватало, чтобы местные рыбаки начали выяснять, что это за странное животное ворует у них улов. Чу доставал мне до колен и смахивал на небольшую рысь. Вряд ли осторожного кота можно было легко выследить, но поощрять такое поведение я не собирался. Хочет охотиться — пусть охотится на мышей и птиц в окрестностях дома. Целый день я бродил по холмам, накладывая заклятье, не позволявшее выйти за его границы. В результате у меня получилась неровная окружность, начинавшаяся от берега, обходившая дом за холмами и возвращавшаяся обратно к морю. Чу быстро заподозрил неладное, и я видел, как он следит за мной из‑за высокой травы, внимательно наблюдая за моими действиями, а затем, когда я уходил к следующей точке, приближался к месту, где я только что стоял, и внимательно его обнюхивал.
Наши отношения серьезно изменились во время первого же моего визита к Мэй, еще в начале всей той шумихи, что развернулась после нашей с Поттером операции против невыразимцев. Ее отголоски были слышны даже сейчас, спустя полгода, когда следствие завершилось, и в сентябре должны были начаться первые судебные процессы.
Приехав тогда в Дахур, я нашел Чу, который по привычке решил поточить когти о мою ногу, и без лишнего промедления подвесил кота в воздух. В бессильной ярости он орал, отчаянно перебирая лапами. Стоявшая за моей спиной Мэй скептически заметила:
— Не поздновато ли ты решил его воспитывать?
— Лучше поздно, чем никогда, — ответил я, глядя на возмущенного Чу. — Не знаю, почему я раньше этого не делал? Очень бодрит.
Чу шипел, пытаясь зацепить меня когтем. Мэй фыркнула.
— Потому что ты считаешь ниже своего достоинства связываться с теми, кто не умеет говорить.
Я опустил Чу на пол, тот немедленно бросился ко мне и тут же вновь оказался в воздухе, оглашая дом зловещим ревом.
— Ладно, отпусти его, — сказала Мэй. — Надеюсь, ты приехал сюда не только для того, чтобы над ним издеваться? Оставь его в покое и давай поговорим.
Мне больше не пришлось воспитывать кота: он без труда понял, что я имел в виду, и перестал нападать на меня, даже если Кана не было рядом. Летний переезд на север Шотландии, новая обстановка и возможность охотиться позволили мне окончательно завоевать его благосклонность.
— Хочешь сказать, он вампир? — спросила Мэй, выслушав мою историю о костяной палочке и ее магическом влиянии.
— Нет, он человек, но часть его магических способностей унаследована от вампира. По крайней мере, так я понял.
— То есть это что‑то вроде проклятия?
— Или дара.
Мэй подняла брови, но ничего не ответила.
— Я хочу забрать его к себе, — произнес я после недолгого молчания.
— К себе? — На секунду она утратила спокойствие, которое проявляла до сих пор, слушая о палочке так, будто я рассказывал ей какую‑то волшебную легенду.
— Не прямо сейчас, конечно. Но если на Кана влияет вампирская сущность, сидящая в этой кости, его нельзя продолжать воспитывать так, словно он чем‑то болен. Он здоров. Просто он другой.
— Да, ты никогда не верил в его болезнь, — негромко сказала Мэй. — И до сих пор я считала, что ты просто не хочешь признавать очевидное.
— Он похож на саванта, но у него нет отставания в развитии. Его интеллект в полном порядке. А что касается эмоций и реакции на людей — сейчас это получило свое объяснение. Смешение человеческой и вампирской магии не могло пройти бесследно. Я видел чертову палочку всего раз в жизни, но за прошедший месяц мне приснилось уже два сна с этой тварью. Представь, если у него с ним прямая связь! Конечно, он будет шарахаться от людей, как и любой вампир.
— Ему не снятся кошмары. Он всегда спал замечательно.
— Для него это не кошмары. Это часть его сознания. Кана нельзя продолжать воспитывать по–старому, иначе он себя не реализует.
— А живя с тобой, он себя реализует?
— Мэй, я не пытаюсь вас разлучить. Переезжай вместе с ним в Шотландию, там замечательный климат…
— Даже не заговаривай об этом! — Она покачала головой. — Я никуда отсюда не уеду. И, разумеется, я не имела в виду то, что ты сказал. Мой вопрос буквальный — что ты можешь для него сделать, чтобы он себя реализовал?
— Пока не знаю, — ответил я. — Как только придумаю, скажу.
Но придумывать не пришлось. Мэй исходила из того, что несмотря на все свои странности и манеру поведения, у Кана были вполне обычные для его возраста интересы и потребности. Он любил читать и рисовать, собирал "сокровища", мог часами строить башни и мосты из конструктора, с удовольствием решал головоломки и играл с компьютером в шахматы. Я сменил исходную точку зрения — несмотря на шахматы, книги и конструкторы, Кан был другим, и если его обычные нужды удовлетворить было просто, то потребности второй части его существа мог знать только тот, кто обладал родственной природой.