— Легион его ни в чем не подозревает.
— Мастер Олливандер — очень уважаемый человек, — произнес все тот же неизвестный мне директор. — Он настоящий творец, а его палочки — произведения искусства.
Некоторые портреты закивали головами.
— Олливандер приехал из Индии в Лондон и открыл здесь лавку еще в начале двадцатых годов, — сказала Макгонагалл. — Не помню, чтобы с ним были связаны какие‑то слухи или происшествия. Он действительно мастер своего дела, лучший в Британии. Немного эксцентричный, но это само собой разумеется: он колдун и к тому же англичанин.
— Вы с ним часто общались?
— Боже, нет! — Макгонагалл пожала плечами. — Я просто покупала у него палочки.
— У меня с ним было несколько познавательных дискуссий о свойствах и сочетаниях, — проговорил портрет Дамблдора. — Но Олливандер — отшельник, чей кругозор ограничен сферой его творчества, и кроме палочек он больше ничем не интересуется.
— По–вашему, в нем нет ничего… я не знаю… странного?
— Линг, в каждом из нас есть что‑то странное. Почему бы тебе просто не пойти к нему и не выяснить все лично?
Я молчал.
— Олливандер не более странен, чем любой из нас, — согласилась Макгонагалл. — И все‑таки, что именно ты хочешь узнать?
— Я хочу составить о нем впечатление. Формальные сведения собрать не трудно, и меня интересуют не они. Скорее, мне интересно, каким вы его воспринимаете. То, что он кажется ничем не примечательным чудаком, во многом ошибка. Однажды мне довелось разговаривать с ним о своей палочке, и думаю, вы… — я посмотрел на Макгонагалл, — недооцениваете его эксцентричность, а вы, Альбус — его кругозор. Кстати, каким вы находите его мастерство колдуна и уровень владения магией?
Дамблдор пристально взглянул на меня.
— Если я скажу, что не знаю, ты ведь вряд ли мне поверишь?
— Он не показывал вам свою коллекцию палочек или какие‑то отдельные экземпляры?
— Нет. Даже не говорил о ней.
— Он не предлагал вам купить у него какую‑нибудь палочку?
Портрет молчал, не сводя с меня глаз, и я подумал, что даже если он не ничего не скажет, это все равно будет ответ. Дамблдор, вероятно, пришел к тому же выводу и решил уточнить:
— Как‑то раз он спросил, не думал ли я о том, чтобы сменить свою палочку или приобрести что‑нибудь новое вдобавок к ней. Разумеется, я отказался. Полагаешь, он хотел предложить мне нечто более весомое, чем палочка Смерти?
— Мне трудно сравнивать, — улыбнулся я, — но если моя информация верна, у него действительно могло быть для вас интересное предложение.
Я спустился по лестнице–эскалатору, думая, чего в моем визите было больше — желания узнать новое или посмотреть на реакцию? Пожалуй, второго, хотя на этот раз я склонялся к тому, чтобы поверить портрету Дамблдора: он и правда не знал, насколько Олливандер слаб или силен как колдун, а учитывая узкую область его интересов и зацикленность на палочках, вряд ли об этом вообще кто‑то задумывался. Интересно, что Олливандер, сделав Дамблдору предложение, не стал на нем настаивать и ничего не сказал о коллекции. А вот Риддл о ней знал — но разговор с его портретом еще впереди… В коридоре седьмого этажа я заметил Флитвика. Поманив меня, он направился к своему кабинету, и я последовал за ним.
— Здесь можно говорить спокойно, — первым делом сказал профессор, когда я закрыл за собой дверь. — Признайся, Линг, начинается что‑то серьезное. У нас тут информационный вакуум, к нам добираются одни газеты, а в них пишут черте что.
— Серьезное вряд ли, — ответил я. — Но маленько потрясти может.
— А палочка? Ты, Гарри — вы ведь так ничего и не нашли?
— Исполнителей мы пока не нашли, но с заказчиками, думаю, дело движется.
— Берегись, Линг, — предупредил Флитвик. — Кем бы ни был твой противник, он собаку съел на тактике тайной войны.
— Я не собираюсь вести тайную войну. Я буду наступать и сделаю так, чтобы мне ответили.
— Ну что ж, в таком случае, я вас оставляю, — неожиданно бодро сказал профессор. — Пойду, пожалуй, завтракать.
С этими словами он живо покинул кабинет. Я осмотрелся — кого это "нас"? Кабинет пребывал всё в том же беспорядке, каким я его помнил; стеллажи ломились от книг и свитков, повсюду лежали, стояли и висели различные артефакты и магические вещицы, которые совсем не обязательно находились в покое, и потому далеко не сразу за всем этим хаосом я разглядел стену, а на ней — картину. Наверняка это был женский или даже детский портрет, изображавшийся на фоне пейзажа с лесной лужайкой, качелями и скамьей у ручейка, журчащего между камней на переднем плане. Сейчас на лужайке и качелях никого не было, а на скамье сидел Снейп, ожидая, пока я его замечу.