Он признал, что для него всё потеряно, но это не значит, что он не сможет повлиять на то, как он умрёт, чтобы принести себе немного больше удовлетворения, даже если результат неминуем.
Самым очевидным вариантом было найти способ положить конец собственной жизни. Сроки, казалось, были важным фактором, и если он сорвёт расписание, это может всё испортить для тех, кто ждёт момента для нанесения идеального удара.
Конечно, Симоль без привязи к нему останется только плыть по течению, но нельзя было сказать, что он предлагал ей более высокий шанс выбраться. Он был достаточно уверен, что спроси он её, она сказала бы, чтобы он делал то, что считает лучшим, а она позаботится о себе сама.
На самом деле сама идея, что он может спасти её, была абсурдной. Его помощь была долей от доли, когда дело доходило до улучшения её шансов.
Реальная проблема заключалась в том, как это сделать. У него не было средств нанести себе вред, и он едва мог двигаться. С тех пор как он обнаружил, что погребён, он не испытывал боли, голода или даже необходимости справить нужду. Единственный напрашивающийся вывод — в том, что его чувства были изменены. Вполне возможно, что он был в ужасном состоянии. Раненый, изголодавшийся и покрытый собственными экскрементами; а он просто не знал об этом.
В таком случае он должен хотя бы быть благодарен за небольшую милость. В текущем положении, при всей его опасности, быть с отключёнными чувствами было лучше, чем иметь дело с реальностью.
Он понимал, что это опасная точка зрения. Это был компромисс, который позволял хитрой силе безнаказанно вести себя. Но если ты не можешь пойти на риск, когда ты похоронен заживо в кампании с демоном, то когда можешь?
Его главным преимуществом было то, что он нужен живым. Он находился здесь удобства ради, его держали здесь как в холодильнике, пока не придёт время принести необходимую жертву. Будет лучше позволить ему сбежать, нежели умереть, а это означало, что он может придумать способ вынудить демона помочь ему выбраться, если альтернативой будет его смерть.
Стоит признать, что он попал в отличную тюрьму. Он не мог сдвинуться больше чем на сантиметр или два. Единственной частью, которая могла свободно двигаться, был его ум, но чем это ему поможет?
— Не беспокойся, — произнёс скользящий голос, который исходил из далёкой тьмы и одновременно прямо у его уха. — Я не позволю причинить тебе какой-либо вред.
— Ты покажешь мне, как умереть достойно? — спросил он тихо.
— Что тебе нужно для храбрости? Тебя не будут осуждать.
Он этому поверил. Вероятно, о нём вообще не думали.
— Ты боишься боли? Я обещаю, ты не будешь страдать.
— Полагаю, ты не даёшь мне испытывать полный ужас моего затруднительного положения, за что я благодарен. Но в какой-то момент ты отпустишь меня, и я всё сразу почувствую. Я не хочу сойти с ума, даже если это защитит меня от познания страданий и боли.
Была пауза.
— Ты ясно видишь во тьме, детёныш.
— Мои глаза привыкли, — сказал Ник. — Ты, конечно, можешь отказать мне, но знай, что я бы не отказал тебе, будь мы в обратной ситуации.
— И после того, как я научу тебя, что тогда? Ты используешь моё учение, чтобы предать меня? Такой урок мы выучили. И мы размышляли и обдумывали этот урок, в досаде поедая наши собственные сердца. Урок занял много времени, но мы хорошо его выучили.
— Я не прошу тебя дать мне силы. Ты уже похоронил меня. Я прошу погрузить меня ещё глубже. Не похоже, что тебе нужно, чтобы мой разум находился здесь.
— Но у тебя уже есть этот дар, тебе не нужно получать его от меня. Ты создал своё личное пространство с того момента, как оказался в ловушке. Я заметил, что непроходимые стены — простая для тебя задача.
— Какие стены?
— Те, за которыми ты прячешься. На постройку безграничного лабиринта требуется не так много времени, детёныш. У вашего языка есть такие впадины и долины, такие прекрасные места, чтобы прятаться в них. Очистить свой человеческий разум — простая задача для такого как ты. Закрой свои уши. Закрой своё сердце. Откажись от своего желания когда-либо уйти. Ты будешь вне досягаемости.
— Разве нет каких-нибудь навыков, которые мне надо изучить? Техника?
В глубинах его разума послышался мягкий смешок.
— Руководство? Справочник? Какая техника тебе нужна, чтобы достичь того, что уже принадлежит тебе? Сила — это не то, что ты приобретаешь, это то, что ты показываешь. Как же слабые любят проявление силы, как корчатся в её присутствии. Они боятся её столько же сильно, сколько восхищаются ей.
— Я не просил силы, только…
— Взять контроль над своей судьбой? Ты не думаешь, что это даёт силу? Если ты хочешь погрузиться глубже в себя, тогда ответ в твоих собственных руках. Копай.
— Мы правда не знаем, где он, — сказал высокий.
— Я знаю, — сказала Диззи.
Она оглядела маленькую уютную комнату. Огонь потрескивал и хлопал. Сын директора размышлял на одном из кресел, внимательно наблюдая за ней. Толстый стоял столбом и становился всё краснее.
— Тогда почему ты здесь? — спросил высокий. Диззи проигнорировала его.
— Разве ты не должна быть в своей комнате? — спросил толстый. — Директор сказал, что мы должны оставаться в наших комнатах. Все.
— Я там и нахожусь, — сказала она.
— Тогда почему я вижу, что ты стоишь передо мной?
— Проблемы со зрением?
— Послушай, Диззи… — она кинула на высокого тёмный взгляд, и ей было приятно видеть, как он вздрогнул; однако он не перестал говорить, что стало для неё неожиданностью, — где бы Ник ни был, он не хочет, чтобы мы участвовали в этом, или он сказал бы что-нибудь в этом духе.
— Мне всё равно, что он хочет. Что ты сказал директору? Конкретно.
— Ник говорил о Пагоде, — сказал толстый. Высокий повернулся с яростным выражением на лице, заставив толстого ещё ярче загореться красным. — Чего? Чем быстрее мы скажем ей, тем скорее она уйдёт. Нику всё равно.
— Это всё? Он не интересовался библиотекой или Денкне?
Трое мальчиков посмотрели на неё с поражёнными лицами.
— Ты очень хорошо информирована, — сказал высокий. — Или хорошо угадываешь.
— Ты очень похожа на него, — сказал толстый. — За исключением того, что он действительно хороший человек, если узнать его поближе.
Она проигнорировала выпад.
— Я собираюсь остаться здесь, пока не стемнеет.
— Чего? Зачем? Она не может этого сделать, так ведь, Даво?
— Успокойся, Фанни. — Он повернулся к ней, серьёзный и деловой. — Мы сказали тебе, что ты хотела узнать, у тебя нет причин оставаться здесь.
— Мы находимся под комендантским часом, — сказала она. — Я нарушу школьные правила, если пойду сейчас.
Мальчики переглянулись, не находя слов.
— Которая комната его? Эта? Я займу её. Я уверена, что он не будет против.
Она направилась к двери. Они не пытались остановить её; не то чтобы они могли это сделать.
Она закрыла за собой дверь и оглядела комнату. В ней было опрятно и чисто. Она просмотрела ящики, но не нашла ничего интересного. Она села на кровать, а затем легла. Подушка пахла в точности как он.
Это не был приятный запах. Мальчишки никогда не пахнут приятно. Она встала и открыла окно. Она снова легла и позволила своему разуму блуждать, пока свет угасал.
Как только стало совершенно темно, она села.
— Приди ко мне.
Тень пронеслась по стенам.
— Да, госпожа, — прошептал едва слышный ветерок.
— Секретная Служба нашла его?
— Нет, госпожа.
— Они проверили Пагоду?
— Да, госпожа.
— Ты проверил Пагоду?
— Да, госпожа. Ничего.
— Как глубоко ты спустился?
— До самого низу, госпожа.
— Не дальше? Ты не пошёл ниже.
— Ниже ничего нет.
— Всегда есть что-то выше и всегда что-то ниже. Ты должен был копать глубже. Ты всегда должен копать глубже.
— Невозможно исполнить, госпожа. Под Пагодой нуль-пространство.
Её рот сжался.
— Что в нуль-пространстве?
— Ничего. Это нуль-пространство.
— Да. Идеальное место, чтобы скрыть что-то. Сколько вас на активной службе у моего отца?
— Половина.