Он находился в школе, — он мог сказать это по знакомой архитектуре, — но в этой её части он раньше никогда не бывал. В длинном коридоре были выставлены стеклянные шкафы, содержащие трофеи и изображения восторженно выглядящих учеников в спортивных костюмах. На табличках на стене указаны имена, даты и выигранные титулы.
Коридор привёл к большим двойным дверям. Два агента за Ником ускорились, чтобы открыть их. Только красный агент вошёл вместе с Ником, и двери за ними закрылись.
Шесть высоких окон располагались вдоль одной из стен. Было уже раннее утро, и серо-белое небо обеспечило слабую волну света, который заполнил большую комнату с деревянными панелями. Дорогой синий ковёр с вышитой золотой нитью головокружительной спиралью покрывал пол. Он поглощал все звуки их шагов.
Перед большим камином спиной к вошедшим стоял хорошо одетый мужчина. Рядом находился внушительный стол, за которым сидел ещё один мужчина. Кресло было с высокой спинкой и богато украшено резьбой, что делало его скромным троном для какого-нибудь короля или же очень вычурным креслом для любого другого человека.
В камине потрескивал огонь. Других звуков не было. За окном только пустое небо было свидетелем происходящего. Агент остановился, и Ник встал рядом с ним. Министр Делкруа, — мужчина, греющийся у огня, — сначала признал Ника слабым кивком, а затем повернулся к агенту с красной маской.
— Командир, рад вас видеть.
— И я вас, министр.
Ник не считал, что кто-либо из этих мужчин особенно рад видеть другого.
— В последнее время вы очень заняты, — сказал министр.
— Да, министр, — ответил агент нейтральным тоном.
— Мне хотелось бы увидеть отчёт обо всех инцидентах с начала этого семестра.
— Как пожелаете, министр.
— Не копии, оригиналы.
Ник почувствовал небольшую перемену в стоящем рядом с ним мужчине — свирепость. Ему захотелось отойти от него.
— Это… необычная просьба. — Слова были преднамеренно медленными.
— Да, — сказал министр Делкруа. — Эти инциденты необычны, и разобрались с ними сомнительно.
— Министр, — сказал агент, его голос потерял нейтральный тон, — могу вас заверить…
Министр поднял руку.
— Заверения не требуются. Сейчас я лишь спрашиваю о предпринятых действиях. Выводами, какими бы они ни были, мы займёмся в более подходящее время, но не сейчас.
Ответом был кивок, но напряжённый подбородок и сжавшийся кулак агента сказали Нику о том, что его сила воли подвергалась невероятному испытанию.
— Вы можете идти. Пусть ваши люди останутся за дверью. — Тон был пренебрежительным, но агент не отреагировал. Казалось, он почти испытал облегчение от того, что ему разрешили уйти. Он развернулся и ушёл, не глядя на Ника.
— Тутт, — сказал министр, — как дела?
Ник не знал, как ответить. Его приветствовали или допрашивали?
— Хорошо, спасибо. То есть, не хорошо, но… — Его голос дрогнул.
— Понятно. Иди сюда.
Ник подошёл. Министр поднял руки и положил их на обе стороны лица Ника. Не в лёгкой, ласковой манере. Края ладоней были у горла Ника, как будто он собирался рубить с обеих сторон и снять голову Ника.
В горле Ника пересохло, и он сглотнул. Министр наклонил голову мальчика и отстранился, чтобы посмотреть под прямым углом в его глаза.
— Хм. Да. — Он выставил большие пальцы и положил их на лоб Ника. Ник почувствовал лёгкое давление над каждым глазом, затем в его голове промчался внезапный поток ветра.
Ник потерял равновесие, и он подумал, что вот-вот упадёт. Он смог устоять, но часть его продолжала двигаться. Беспорядок в его голове был выбит таким же образом, каким выбивают кетчуп ударом по дну бутылки. В голове прояснилось.
— Это должно помочь, — сказал министр, опустив руки. — Стало лучше?
Ник кивнул. Впервые за несколько дней он чувствовал себя самим собой.
— Хорошо. А теперь давайте разбираться во всём этом. Можешь говорить здесь начистоту. Директора ты знаешь. — Он полуобернулся, чтобы указать на мужчину за столом.
— Нет, — сказал Ник. — Я его никогда раньше не видел.
Министр приподнял бровь.
— Ты не помнишь его вступительную речь в первый день?
Ник покачал головой.
— Вы же ещё произносите вступительную речь, директор?
— Конечно. — Директор поднялся со своего места и стал огромным. У него был низкий, утробный голос; он был, по крайней мере, на голову выше министра и нависал над Ником, словно гигант. Лицо у него было широким и плоским, с курносым носом, на котором едва держались очки с золотой оправой. — Это ренсомская традиция. Присутствие на нём обязательно. Если мальчик не…
— Мы не были приглашены, — сказал Ник. Он знал, что идёт на конфликт, причём явно не с тем человеком, но ничего не мог с собой поделать. Тактичность казалась ненужной.
— Приглашений на речь нет, — сказал директор. — Вся информация была в ваших брошюрах для новичков.
— Которые мы получили вечером. Умышленно, я бы предположил. — Он говорил то, что считал правдой, и он был бы рад привлечь к этому внимание подходящего человека, но директор не был этим человеком. Он только ухудшал ситуацию, досаждая директору, который, без сомнения, и приказал обращаться подобным образом с Ником и компанией. Не то чтобы это действительно имело значение; скорее всего, график по его исключению в любом случае уже был составлен.
— Что заставляет тебя думать, что это было сделано умышленно? — спросил министр.
— Я не могу заявить наверняка, но увидеть схему не очень сложно. С самого начала к нам относились несправедливо: мы были изолированы от остальной части школы, нас держали подальше от ресурсов, предназначенных для всех, и поместили в классы самого низкого уровня, готовясь исключить нас в конце года, если не раньше.
Ник не мог поверить в то, насколько дерзко он себя вёл. Часть его наслаждалась шокированным выражением на лице директора, но, возможно, даже после его исключения директор много чего может предпринять, чтобы усложнить жизнь Нику, куда бы он ни пошёл дальше. Открыто обвинять школу в заговоре против новых учеников было попросту безрассудно.
Директор выглядел так, словно вот-вот взорвётся.
— Это возмутительно, — едва выдавил он. — Мальчик явно до сих пор бредит.
— Я так не думаю, — сказал министр Делкруа. — Я применил небольшое внушение, чтобы помочь ему собраться с мыслями. Сейчас он должен мыслить логически и последовательно, и говорит он, безусловно, с убеждённостью. Возможно, где-то возникло недопонимание.
— Всегда есть такая возможность, — сказал директор, хватаясь за протянутую соломинку.
— Неужели существуют классы низшего уровня? — спросил министр. — Я не знал о таких.
— Учеников распределяют по классам в соответствии с их заслугами. Их легче обучать, когда они находятся примерно на одном уровне, и так было всегда.
— Безусловно, — сказал министр. — Но этот мальчик занял второе место во всей стране. Я предполагал, что он будет в том же классе, что и другие лучшие ученики. Разве это не так?
Директор молчал, казалось бы, очень долгое время. Министр ждал ответа. Не торопил, не повторял вопроса, а просто ждал.
— Иногда мы устанавливаем испытательный срок, чтобы удостовериться, что переведённый ученик подходит Ренсому. И для этого нужно нечто большее, нежели результаты экзаменов.
— Понятно. Я не верю, что наших предков, основавших эту школу и создавших условия для учеников вроде этого мальчика, очень уж заботил вопрос, «подходят» ли они для Ренсома.
— Наши предки жили в совершенно другом Ранваре, — сказал директор.
— Да, в том Ранваре они обладали дальновидностью и ввели правила для защиты увиденного. Я считаю, что они больше склонялись к тому, чтобы здешние ученики были лучшими из тех, что мог предложить Ранвар, дабы быть уверенными в том, что нация будет защищена от своих врагов. И исключение этого мальчика лишь принесёт пользу этим врагам.
Двое мужчин вперились друг в друга твёрдыми взглядами, заставляя Ника чувствовать себя незваным гостем. Он не издавал ни звука, чтобы не напоминать им, что он был здесь.
— Я не знал, что в сферу компетенции министерства поручений теперь попадает и школьная система.
— Сфера компетенции министерства охватывает всю страну, в том числе и школы. Это указано в нашем уставе. В моём кабинете есть копия; возможно, вы захотите выделить один день, и я смогу показать её вам лично.