Густые заросли сирени и жасмина надежно прятали его жилище от посторонних глаз. Укрывшись от жены или матери, местные мужики-алкаши, совмещавшие улично-демократические убеждения с антисанитарным образом жизни, могли здесь опрокинуть стаканчик-другой и поговорить «за жизнь». Их вовсе не смущало, что Юрке еще нет и шестнадцати - они регулярно предлагали мальцу с ними выпить. Хозяин-недоросль, которому опостылело одиночество, с радушием отворял свою ветхую дощатую дверь любому, кто в нее стучал. Вернее, никогда ее не закрывал. Постоянными гостями здесь бывали верные поклонники Бахуса: служивший некогда в авиации, а сейчас вечно пьяный уличный философ Паша с грязными ногтями; повоевавший в Афгане, отставной капитан, а ныне маркёр бильярдной Виктор Иванович; бывший вратарь ташкентского «Пахтакора» дядя Саша, каким-то образом оказавшийся в наших краях. По рассказу голкипера, в одной игре он получил травму, несовместимую с дальнейшим пребыванием в спорте. Выход обуревавшим его по этому поводу горьким чувствам был найден чисто русский - он начал пить. Сперва крепко, затем беспробудно. И многие другие, которых объединяла одна общая страсть. Людей всегда что-то связывает между собой: любовь к музыке, спорту, коллекционированию. Общими оказываются идеи, беды, очереди. Юркиных же знакомых объединяла бутылка. И настолько крепки были ее узы, что, порой ненавидя друг друга, выпивохи все равно собирались вместе. У этих людей лишь два состояния: либо они преисполнены вдохновения и радости жизни или же полностью опустошены и ничтожны. А какое настроение в данный момент вмещалось в их сознание, зависело от того - есть выпить или стакан пуст.
Серая нудная пелена дождя висела над землей. Подняв воротник плаща и сунув руки в карманы, я спешил домой. Скоро на тренировку. На углу стоял печально трезвеющий патриарх местных пьяниц - дядя Саша. Капли дождя стекали по его темному лицу, изначально синего цвета куртка насквозь промокла. Вид бывшего голкипера ничего не выражал - полное безразличие ко всему происходящему. Да, собственно, и никто из прохожих не обращал на дядю Сашу внимания. Он выбрал себе роль по душе - быть человеком простым и бесполезным, выражая рюмкой протест неустройству мира. Его жена, тетя Люба, давно махнула на никчемного супруга рукой: пусть живет, как хочет. Лишь изредка, - правда, безуспешно, - пыталась держать его «в узде».
Дядя Саша, совершенно не озабоченный тем, как к нему отнесутся окружающие, с пьяной жалостью к самому себе уныло высился среди луж; зяблый, синий, какой-то отсыревший, словно стоял здесь очень давно. Таким его часто видели соседи, и спрос с него был минимален - пьяница. Им дядя Саша казался алкашом и бесполезным человеком, но для себя он был вполне разумен и рассудителен. «Не на что выпить? Но можно кому-нибудь попилить дрова или, в конце концов, сдать бутылки» - думал он. Что ж, наверное, это правильно, ибо всякая вещь и всякий человек, даже очевидно ничтожные, при внимательном рассмотрении приобретают черты неповторимые и уникальные.
Едва заметно кивнув на приветствие, он посмотрел сквозь меня бесцветными равнодушными глазами. Дядя Саша с тяжелого похмелья. Он вышел на улицу, по всей видимости, в надежде встретить кого-нибудь из собутыльников, но дождь нарушил его планы. Сгорбленная фигура этого человека, прислонившегося к забору, вызывала противоречивые чувства, но всё же мне было искренне его жаль. Стремительная походка спортсмена, безукоризненная вратарская выправка канули в Лету. Годы и водка брали свое: замедлился шаг, сгорбились плечи, поникли глаза. И мысли.