Выбрать главу

Вскоре рассвело. К моему удивлению, клев был неплохой. Правда, снасти беспокоили небольшие рыбешки - карасики, плотвички, ершики - которые лишь сбивали наживку, а выловить их было достаточно трудно, ибо крючки Александр Григорьевич заготовил на более крупную добычу.

Внезапно подул ветер, поднимая непригодную для рыбацкой удачи высокую волну. Зато он разогнал ряску и водоросли, за которые беспрерывно, особенно у меня, цеплялась леска. Вокруг лодки образовалось чистое пространство. Александр Григорьевич попеременно забрасывал удочки по разные стороны лодки. Время от времени отчим снимал с крючка очередную незначительную добычу и бросал рыбешку в садок. Лицо его при этом невероятно светлело.

         - Осторожно, не свались за борт; мать говорила, что ты не умеешь плавать, - усмехнулся Александр Григорьевич. - Как это, живешь у озера, и до сих пор не научился плавать? - он покачал головой. 

Несмотря на непрекращающийся ветер, солнце припекало всё сильнее. Поплавки прыгали в волнах, порой исчезая из виду.  Непосвященному - как я - рыбаку было непонятно: клюет ли это или снасть тонет в воде из-за ветра. Я снял с себя рубашку и чалмой повязал ее на голове. Изнывая от жары и безделья, я с нетерпением поглядывал на Александра Григорьевича - скоро ли мы поплывем к берегу? Наконец он, одну за другой, стал сматывать удочки. Отчим тщательно связал их бечевкой, затем достал из воды садок. Десятка три рыбешек отчаянно затрепыхались в проволочной узнице. Две из них были пойманы мною. Александр Григорьевич положил улов на дно лодки и вставил алюминиевые весла в уключины.

         - Посмотри, какие они смешные, - отчим указал рукой на проплывающий невдалеке выводок диких уток.

«Эка невидаль...» - подумал я и нехотя повернул голову. В то же время Александр Григорьевич резко толкнул меня ладонью в плечо. Нелепо взмахнув руками, я плюхнулся в воду.

«Утопить хочет, - это была первая мысль, пронзившая мое сознание, - поэтому постоянно и заманивал на рыбалку». Я отчаянно колотил по воде руками и орал.

         - Чего ты кричишь? - злорадно улыбаясь, спросил душегуб. - Хватайся за лодку.

Но едва я, каким-то непостижимым образом к ней добирался, он пару раз взмахивал веслами, удаляя от меня спасительную резину на несколько метров.

         - Ну, чего же ты?! Плыви, - издевался надо мной отчим. - Совсем немножко осталось, - он притормаживал лодку, и только мои пальцы едва касались скользкой ее поверхности, она тут же снова отплывала от меня. В глазах у меня мельтешили оранжевые шарики, я вдоволь наглотался воды. Силы стремительно покидали тело. Безрезультатно и уже обреченно я барахтался на поверхности, понимая, что до берега довольно далеко, и я к нему не доберусь. Сквозь сноп переливающихся на солнце брызг я видел ненавистное лицо, и больше всего мне хотелось уничтожить этого человека, убить его, растоптать останки. Но чтобы это сделать, надо было каким-то образом удержаться на воде и приблизиться к нему. Однако я заметил, что хоть и неуклюже, но я двигаюсь, не иду ко дну.

         - Не надо колошматить по воде, - подсказывал Александр Григорьевич, - опусти руки и загребай ими, словно лягушка, - он наглядно показал, как эта тварь передвигается в своей стихии. Я попытался плыть указанным способом, но ... тут же пошел ко дну. С утроенной энергией мои ладони взбивали воду, и я понял, что сейчас действительно утону - силы мои были на исходе. Очевидно, это понял и отчим: он вытащил из уключины и протянул мне весло. В тот день присказка «ухватился, как утопающий за соломинку» была близка мне как никогда в жизни. Кое-как мы добрались до берега и, продолжая держаться за весло, я растянулся на траве. Грязные ручьи стекали с моей одежды, я надрывно кашлял, сплевывая зловонную воду. Александр Григорьевич, чиркнув спичкой, прикурил «беломорину».  Наконец я отдышался и посмотрел ему в глаза.

         - Зачем вы это сделали!? - голос мой дрожал от негодования и неокончательно ушедшего ещё страха. - Я ведь мог утонуть ... А маме бы вы сказали, что я случайно выпал из лодки, да? - от такого очевидного предположения я, кажется, заплакал. Мне вдруг стало немыслимо жалко себя, маму, моих друзей - ведь они бы уже никогда не увидели мои глаза и не услышали мой голос. Слезы теплыми полосками текли по щекам, я размазывал их по лицу грязными от глины руками. - Отвечайте же! - вскрикнул я, в бессильной злобе сжимая кулаки.