Когда же соперники пытаются обыграть друг друга тактически и, маневрируя на ринге, наносят удары с различных дистанций, не ввязываясь постоянно в ближний бой - это настоящее зрелище. Думаю, не только для поклонников бокса.
Сегодня соревнования - первенство города среди юношей. Ты уже многого достиг в боксе и теперь хочешь достичь совершенства. Рано утром съедаешь лишь маленькую шоколадку и через весь город едешь на взвешивание. Встаешь на весы и оказывается, что у тебя лишних двести граммов. Снимаешь с себя майку, трусы, носки - сто граммов долой. За этим судьи следили строго. Отправляешься в близлежащий парк сгонять лишний вес. Пробежав четыре круга, наконец, достигаешь нужного веса. И вот вечером ты идешь на ватных от волнения ногах к ярко освещенному рингу, ничего не соображая, подныриваешь под тугие канаты. Жмешь облаченные в перчатки руки соперника. Звучит гонг. С первыми ударами обретаешь уверенность, движения становятся осмысленными, и твоя левая работает, как шпага. «Ведешь» противника в угол ринга, на его удар прямой левой делаешь нырок влево и при выходе из него сильно бьешь боковой правой. Попал.
- Молодец, Васек! - орут в зале. (Кажется, я узнаю голоса своих друзей.) Что ж, бывает и так. А бывает так, что к концу третьего раунда нет сил не только атаковать и двигаться, но и стоять на ногах ты способен, лишь опершись спиной о канаты.
- Вася, работай сам, первым номером, - как сквозь сон слышу с трибун. Чей-то знакомый голос вторит:
- Осталось десять секунд, концовку давай.
«Ага, фиг вам, а не концовку», - вяло думаю я и от усталости опускаю руки; порой идеальная защита - ее отсутствие.
В этот момент взрыв, молния, яркий свет. Качнулся пол под ногами. Рефери резко машет рукой перед лицом.
- ... шесть, семь...
По ком звонит колокол? Это не колокол, это звук гонга. Начинаю соображать, что он спас меня от нокаута.
«Все, больше ни шагу в зал. Хватит», - в раздевалке я сдергиваю с себя влажные от пота, неприятно пахнущие перчатки и швыряю их в угол.
- Нормально, Василь, - утешает меня Чомга и идет подбирать перчатки. - Если б ты в конце третьего раунда не пропустил сильный удар... - он тяжело вздыхает.
- В следующий раз ты его порвешь, как грелку, - добавляет Червонец.
В этот момент я готов утешителей убить.
А послезавтра снова входишь в пропахший здоровым потом зал. Все повторяется. Разминка, бой с тенью, отработка ударов на мешке, спарринг, работа с отягощениями. Заданный ритм. Иногда приходится делать над собой усилие, чтобы снова и снова приходить на тренировки.
II
Вода в озере даже в самые жаркие дни была темной и холодной. От капель, стекающих с наших тел, глиняный берег вскоре становился блестящим и скользким. Мы прыгали с тарзанки, плескались на мелководье, догоняли друг друга. В этом скрытом от посторонних глаз, заросшем чертополохом и бузиной пространстве существовала особая свобода, которую мы чувствовали и душой, и телом.
Юрка топил Чомгу, время от времени давая ему возможность глотнуть воздуха, до тех пор, пока тот с выпученными глазами не начинал орать диким голосом и просить пощады.
- Отпусти его, - лениво повелевал Червонец. Мучитель нехотя отпускал всхлипывающего толстяка.
Особым шиком считалось пройти по железной трубе, которая соединяла два берега заброшенного оросительного канала. Под трубой, в воде, якобы зубьями вверх лежала старая борона. Такое рискованное испытание выдерживали далеко не все. У заурядного, казалось, поступка была отчаянная элегантность и своя ритуальная красота. Раскаленная на солнце труба нещадно жгла ноги, холодная тяжесть страха ныла под ложечкой, крупные капли пота заливали глаза. Внизу, устрашающе колыхалось фиолетовое пятно тени. Есть такая точка на трубе, - она чуть дальше середины, - когда уже точно знаешь, что дойдешь, что не рухнешь с высоты пяти-шести метров вниз. Среди нас ходила легенда (а может, это была и правда), будто на этом месте уже разбилось несколько человек. Поэтому искушение испытать себя в очередной раз в смелости невероятно велико. Мое положение осложнялось еще и тем, что плавать я не умел и обычно робел при виде любых водных просторов глубиною более полутора метра. Возможно, именно это обстоятельство по-своему и способствовало экстремальной остроте моих ощущений.
Верхушки деревьев дробило заходящее солнце, и сотни мерцающих жаром угольев тлели на стремительно сереющем небе. Длинные тени камыша настигли нас, сидящих на берегу озера. День клонился к закату, неохотно отпуская тепло. Пора возвращаться домой. Путь назад мы выбирали более длинный, но заманчивый - через колхозную бахчу. Заряд соли в ягодицы - плата существенная, но ряд отвлекающих маневров сводили усилия сторожа к нулю. Пока Червонец солидно интересовался заработками в колхозе да видами на урожай, мы по-пластунски преодолевали расстояние между полем и тропинкой. Путь наш подслащен. Расколотые о коленку арбузы были теплые, сочные. Сладкий сок стекал по щекам на подбородок. Аромат рубиновой мякоти привлекал десятки пчел. Лениво отмахиваясь, я замечал, что никогда еще не ел такого вкусного арбуза. Ощущение необъятной радости наполняло меня. Было так естественно и легко, как бывает только в первой половине жизни. Юрка бросил арбузную корку и попал Чомге по голове. Тот по-армянски беззлобно выругался. Солнце уже скрылось за крышами домов.